(Продолжение)

 

4

 

Проходит несколько месяцев. Дождливая осень сменяется не менее дождливым декабрем, кажется, что женщина в красном платье забыта, а нелепые посылки с фотографиями были просто дурным сном. Мужчину повысили в должности и теперь он небольшой начальник, в подчинении которого находятся пять человек. Милена озабочена рождением ребенка. Малыш уже отчетливо просится наружу. Анализы показывают, что все проблемы у матери и ребенка позади. Теперь нужно много гулять, есть витамины, и беречь свои нервы. Милена так и поступает. Она много гуляет в соседнем парке, иногда, заметив какую-нибудь мамашу с коляской заводит разговоры о детях. Ей дают кучу советов. Надо заранее купить коляску, сделать в квартире ремонт, у ребенка обязательно должна быть детская комната, нужно прекратить есть мучное и сладкое, если в доме есть собака или кошка, то обязательно нужно сводить животное к ветеринару и сделать все необходимые прививки, не говоря уже о покупке пеленок и памперсов, которые лучше всего покупать в фирменных магазинах, а иначе подсунут черт знает что. Памперсы давно куплены. Но Милена все равно слушает с инетересом. Всегда узнаешь что-нибудь новенькое. Например, кто-то сказал ей, что если в период беременности в доме живет какое-нибудь животное у ребенка никогда не будет аллергии на кошек и собак. В ее доме есть Альма…

Мужчина тоже озабочен ребенком. Он старается уйти с работы пораньше, уже не ходит с приятелем в боулинг, прибрался на своем столе и вывез в гараж весь ненужный хлам, освободив место под детскую кроватку в спальне, бросил пить пиво, потому что жену раздражает пивной запах, и старательно бросает курить, выкуривая теперь не больше трех сигарет в день.

- Ты лучший отец в мире, - иногда, расчувствовашись говорит Милена.

Они счастливы.

Они и в самом деле счастливы. Милену уже не мучает токсикоз, она перестала постоянно думать о смерти, и даже о фотографии, которая так долго не выходила из головы, упоминает не иначе как с легким пренебрежением: женщина с фотографии просто не может быть такой хорошей матерью как она.

- Я сделаю тебя счастливым, - часто повторяет Милена.

Иногда они гуляют вместе. Они одеваются потеплей, мужчина берет под руку жену, и они бродят по городу, заходят в кафешки, при этом жена приведливо выбирает блюда, ей всегда хочется чего-нибудь этакого. Теперь она совсем не боится растолстеть. Иногда мужчине кажется, что Милена вдруг задалась целью перепробовать все кушанья на свете. Но это его радует. И даже растущая полнота супруги вызывает в нем умиление, наверное, мужчинам и в самом деле нравятся полненькие, думает он.

- Мой ребенок будет настоящим гурманом. Я не хочу, чтобы он ел дурацкие габургеры и портил себе желудок, - говорит Милена, выбирая очередное блюдо…

Когда до родов остается один месяц он приходит домой с огромным букетом цветов.

- А ты не слишком торопишься? – улыбается Милена. Она уже сидит дома, разгуливает по дому, придерживая рками огромный живот. Она очень изменилась за последнее время, располнела, у нее обвислые щеки и двойной подбородок. Глядя на нее мужчина не может поверить , что всего лишь несколько месяцев назад Милена была стройной как тростинка и ужасно боялась располнеть.

- Пойдем ужинать? – зовет его на кухню жена.

В последнее время она стала прекрасно готовить. На холодильнике у нее лежат две новенькие поварские книги. А еще она завела тетрадку, куда записывает рецепты, которые ей рассказывают новые подруги из парка и из телевизионных программ.

- Сегодня свиное рагу в грибном соусе, - Милена гордится своими достижениями в кулинарии. Она рассказывает про новый рецепт татарского соуса, салат из крабовых палочек с помидорами, про медовый торт с вишневым вареньем, который она обязательно испечет на Рождество. «Как на улице?» - интересуется Милена. «Холодно», - равнодушно говорит мужчина, которому кажется, что в последнее время ему не о чем говорить с женой. Метет снег, а возле метро уже вовсю продают новогоднюю мишуру.

- Может быть купим искусственную елку? – спрашивает Милена.

Звонит телефон. «Я подойду», - говорит Милена. Вытерев руки полотенцем, она уходит в коридор, берет трубку. «Да, - слышно, как говорит она, - спасибо за поздравления, у нас все в порядке, наверное  через месяц. Врачи говорят, что где-нибудь в конце января». Это она о ребенке, догадывается мужчина. Потом разговор становится тише, потому что жена ушла в комнату и прикрыла за собой дверь.

Через пару минут она возвращается на кухню страшно смущенная.

- Не понимаю, как они добыли мой телефон? – недоумевает она. Садится на табуретку, задумчиво потирает пухлую коленку. Голая коленка высовывается из-под застиранного халатика, но совсем не вызывает у мужчины желания погладить ее рукой. А ведь раньше это ему нравилось, думает мужчина.

- Это они, - через некоторое время поясняет Милена, - те самые старички, чей обратный адрес был указан на посылке. Они поздравили тебя с Новым Годом и просили передать, чтобы ты как следует ухаживал за женой. Как-то странно они выразились, правда? Как будто и не обо мне.

- Не выдумывай, - говорит мужчина.

- Я и про ребенка им ничего не говорила, - задумчиво говорит Милена, - я просто рассказала им про посылку и сказала, что на посылке был указан их обратный адрес. А еще я сказал, что там была фотография и детские вещи, которые нам совсем не нужны. Я наверное, сделала глупость, да?

- Не думай об этом, - мужчина откладыдвает вилку, нарезает тонкими ломтиками хлеб, - тебе вредно волноваться. В конце концов они просто старик со старушкой, ты сама мне об этом говорила. Им очень одиноко, и нет ничего удивительного в том, что им захотелось тебе позвонить…

- Да, но я не оставляла им свой телефон.

- Ты уверена? – улыбается мужчина, - знаешь, вчера ты засунула в холодильник зубную пасту и с пеной у рта убеждала меня в том, что я умудрился израсходовать целый тюбик зубной пасты за один день. А на прошлой неделе я нашел свою бритву у тебя в сумочке.

- Только не говори мне, что залез в сумочку случайно. Негодяй, – возмущается Милена.

- Она валялась на тумбочке раскрытой, и из нее высыпалась твоя косметика. Между прочим с твоей косметичкой забавлялась Альма. Кажется, она ее немного погрызла. Между прочим, я рисковал жизнью, вынимая  эту чертову косметичку из ее пасти, - шутит мужчина.

- Ты милый, - грустно говорит Милена, - знаешь, иногда мне кажется, что ты даже слишком милый, и мне ужасно хочется тебя позлить. А иногда я тебя просто ненавижу.

- Правда? - он нисколечки не обижен, - я так отвратителен?

- Просто ужасен. - У нее красивые глаза. Когда она улыбается из них струятся тонкие лучики света.

- Ты тоже у меня не подарок. Вчера ночью ты едва не задушила меня своим животом.

- Я говорила, что нам нужно спать в разных постелях.

- Ну, вот, ты опять за старое. Неужели ты думаешь, что я способен раздавать собственного ребенка?

- Я так боюсь за него, - вздыхает Милена, - иногда по ночам мне чудиться, что он плачет. Это ужасно. Мой мальчик плачет, а я совсем не могу ничего сделать. В консультации мне сказали, так не бывает. Они в первый раз слышат, чтобы дети плакали в животе.

- Ничего. Поплачет и перестанет. Он уже совсем взрослый. Бугай, - мужчина ласково гладит супругу по животу, ему тоже немножко грустно, он вовсе не чувствует большого желания впускать в свою жизнь маленькое орущее существо, которое когда-нибудь назовет его отцом.

- Он может заболеть, - говорит женщина, - а еще мне рассказали, что во время родов ему может перетянуть шейку пуповиной, и он начнет задыхаться. Честно говоря, я уже устала ждать когда он родиться. И иногда я даже ругаю его за то, что он больно брыкается в животе и мешает спать. Это ужасно. Ругаться на собственного еще не родившегося ребенка. Я, наверное, очень плохая мать…

Женская логика…

- Пустяки, - мужчина берет ее за руку, - ты просто боишься.

- Боюсь. Очень боюсь, - тихо признается Милена, - всего на свете боюсь. Знаешь, эти старики хотят зайти в гости, я знаю, они не хотят ничего дурного, но все это так странно. Мне очень не хочется, чтобы они приходили, - говорит Милена, - они ведь совсем чужие, верно? Какое дело чужим людям до нашего ребенка? Может быть сказать им, что мы уехали в другой город?

- Хорошая мысль.

- А еще они обещали дать адрес знакомого врача, который специализируется на грудничках. Они сказали, это лучший врач в городе и что за свою карьеру он спас от смерти не меньше трехсот детей.

- Тебе не кажется, что они лезут не в свое дело? - немного раздражен мужчина.

- Кажется. Я сказала, что мы очень заняты, что у тебя уйма работы, а я слишком плохо себя чувствую, чтобы принимать гостей. И вообще, на рождество мы любим оставаться одни. Но они сказали, что забегут только на минутку. Знаешь, они даже не спросили наш адрес. Я наверное, очень мнительная, но мне кажется, они знают, где мы живем…

 

5.

 

Ночью Милене не спится. У соседей громко играет музыка. За окном висит полная луна. Возле кровати мирно посапывает лохматая Альма. Ее лапы смешно дрыгаются во сне. Мужчина уже дремлет, но Милена ворочается из стороны в сторону, вздыхает, и, наконец, не выдержав пихает его в бок:

- А что если они все-таки придут, - спрашивает она.

- Они испугаются, - сонно говорит мужчина, - мы сходим на рынок, накупим самого горького чеснока, съедим его и дыхнем в замочную скважину. Вампиры жутко боятся запаха чеснока.

- Дурак! – она хихикает, беззлоно тычет мягким кулачком в его небритый подобродк, - никакие они не вампиры, а самые обыкновенные люди. Они пьют чай с малиной, старушенция страдает ревматизмом, а у старичка слабое зрение, и он носит толстенные очки.

- А еще у нее нос крючком, - зевая говорит мужчина.

- Откуда ты узнал? - Милена искренне удивлена, - нет, ты просто не можешь этого знать, ты же не ездил к ним, правда?

- Никуда я не ездил, просто все женщины в старости немножко смахивают на бабу Ягу, - мужчина ласково гладит ее длинные волосы, которые приятно пахнут шампунем, нащупывает заколку, растегивает ее, кладет рядом с кроватью на стул, - ты собираешься спать с заколкой? - спрашивает он.

Утром в окна светит яркое солнце. Все страхи позади. Милена готовит завтрак, мужчина собирается на работу: чистит зубы, бреется, посмеивается над женой. Но перед выходом из дома все-таки не выдерживает и возвращается к ночному разговору о стариках.

- Если будут звонить, не открывай. Просто не открывай, - говорит он.

 

6.

 

Проходит еще два дня. Куплена елка, куплена бутылка безалкогольного шампанского для Милены и бутылка хорошего коньяка для мужчины, «ты забыл свой чеснок, а еще нам нужно хорошее мясо», - говорит Милена и отправляет мужа в ближайший магазин. Когда он возращается, в большой комнате слышаться чьи-то голоса. Появившись в дверях с большим подносом с чашками, Милена испуганно кивает на дверь:

- Это они. Извини, когда позвонили, я думала, что ты вернулся за деньгами. Твой кошелек лежал у телефона, - Милена явно расстроена и поднос в ее руках заметно подрагивает, - в общем, я сделала глупость, что открыла, а потом…

- Ничего, - он забирает у нее поднос, - в конце концов, они нас не съедят.

В комнате душно. Журнальный столик пододвинут к дивану, и весь уставлен какми-то коробками. Это шоколадные конфеты, два бисквитных торта, пирожные. Конфеты уже наполовину съедены, в небольшой хрустальной вазочке, куда обычно Милена наливает вишневое варенье, лежит куча блестящих конфетных оберток. Гости удобно устроились на диване, для Милены поставлено большое мягкое кресло, которое мужчина купил прошлым летом, чтобы жене было удобнее смотреть телевизор. Мужчина входит в комнату, на ходу расстегивая пиджак. Ему жарко. Не обращая внимания на гостей он снимает пиджак и вещает его на спинку стула. Он раздражен, но свое раздражение старается держать при себе.

- Алексей Владимирович? – рот старушенции слегка измазан шоколадом. Ее зовут Антонина Федоровна, представляется она. А это, Игнатий, можно без отчества, ее маленькая пухлая ручка, делает вальяжный взмах в сторону старичка. Старичок улыбается, подслеповато щуриться на мужчину:

- Прошу прощения за беспокойство. Мы буквально на минутку, - говорит он.

Они не такие уж и старые, думает мужчина. Старушке лет шестьдесят, и ее возраст вполне позволяет носить модный брючный костюм, в котором она похожа на строгую учительницу, которая вот вот вызовет вас к доске. Старичок чуть старше. Его круглое, мягкое лицо изрезано морщинами, но говорит он бодро, и движения его рук точны и уверены, достаточно посмотреть с какой легкостью он орудует чайной ложечкой размешивая сахар, и как уверенно подносит чашку ко рту.

- Мы хотели подарить вам это, - говорит старичок и вынимает из полиэтиленового мешка небольшой светок.

- Извините, но мы вас совсем не знаем, - мнется Милена, - мне кажется, мы можем обойтись без подарков, в конце концов давайте просто выпьем чаю. Вы принесли столько сладкого, - говорит она.

- Пустяки. Ваш малыш обязательно будет сладкоежкой. Все дети сладкоежки. Не будет ничего страшного, если мы немножко побалуем его у мамочки в животике. У нее ведь такой славный животик, не правда ли? – ласково воркует старушка.

- Да, - мужчина немного смущен.

- Ваша жена такая милая девушка. В прошлый раз она сильно нервничала, - говорит старушка, и старичок согласно поддакивает: «Да, да», - мне кажется нельзя быть такой впечатлительной. В жизни всякое случается, возможности человеческого организма не беспредельны, - отрезая себе очередной кусок торта заявляет Антонина Федоровна, - Игнатий, дай сюда сверток, ты все помнешь.

Сверток передан Милене. Но она не решается его открыть и кладет на подоконник.

- Ну, нам пора, - первым поднимается старичок.

- В самом деле не будем вам мешать, - старушенция тоже поднимается дивана, поправляет седые волосы, - вы такая милая пара, мне кажется у вас родиться очаровательный малыш, - говорит она.

 

7.

 

- Не понимаю, зачем они приходили? – пожимает плечами жена, когда гости уходят.

Она бледна, под глазами у нее расплываются темные круги. Милена идет в комнату, начинает убираться со стола, мужчина тоже помогает носить ей грязные чашки. Не сговариваясь, оба молчат про лежащий на подоконнике сверток, хотя эти старики выглядели вполне безобидными.

- Они ничуть не похожи на вампиров, правда? - говорит Милена.

- Скорее всего обыкновенная старая учительница, которая мучала детей диктантами, читала длинные нотации и не разрешала девочкам носить короткие юбки, - кивает муж.

- Слава Богу, все это позади, - вздыхает Милена, и они переглядываются. Сверток. Он по-преженему лежит на подоконнике, и они по-прежнему не знают, что с ним сделать. Что им подарили? Детские игрушки? Пеленки? А может быть целую упаковку памперсов?

- Пластиковую взрывчатку, - смеется мужчина. Но на душе у него свербит.

- Иногда ты сам не понимаешь, что говоришь, - раздраженно говорит Милена и решительно направляется в комнату, - что бы там ни было, пеленки, памперсы, плюшевый мишка, я выброшу все это на помойку. Сейчас же пойду и выброшу на помойку, - кусая губы, нервно повторяет она.

- И тебе совсем не интересно, что принесли эти люди? – спрашивает мужчина.

- А если это опять фотографии? Я больше не желаю ничего слышать об этой женщине, я не хочу видеть, как она обнимает тебя, как вокруг тебя крутятся какие-то непонятные дети, я не хочу знать, какое на ней платье, и какую одежду она покупает для своих детей, - Милена почти кричит, - ты хоть видел какие у тебя на этих фотографиях глаза? Свинячьи! Маленькие свинячьи глазки, которые так счастливы, что заплыли жиром и почти ничего не видят. Я так и вижу, как ты встаешь на четвереньки и хрюкаешь. Ах, какая она замечательная женщина, как хороша в постели, как прекрасно заботиться о детях. Когда я думаю о ней, мне кажется, что если когда-нибудь я увижу ее рядом с тобой, то возьму нож и…

- Господи, дурочка, ну, что ты такое говоришь? – мужина усаживает рыдающую Милену на диван.

- Давай уедем? Нет, правда, давай уедем, - жена вся дрожит, - уедем далеко, далеко, оставим адрес моим родителям и больше никому. Уедем туда, где нас никто не найдет. Ты не представляешь, как это трудно жить, когда каждый день с ужасом ждешь, что все это правда – и жена, и красное платье, и дети, эти жуткие, противные дети, чужие дети, и ты со свинячьими глазками – я хочу уехать, понимаешь?

- Понимаю. Успокойся, - он гладит ее по голове и совсем не обижен, потому что жена в истерике и ее нужно успокаивать, и, вообще, мужчина не имеет права обижаться, - мы уедем, мы обязательно уедем. Туда, куда ты захочешь, - он врет, он знает, что врет, но сейчас нельзя говорить правду, и жена должна услышать от него именно то, что она хочет слышать, - только давай подождем, - он нежно гладит ее волосы, - немного, пару месяцев. Ты родишь ребенка, я найду себе новую работу. И потом нам нужно будет продавать квартиру. Ты представляешь, как это сложно продавать квартиру, если у тебя нет другого жилья, а на руках маленький ребенок и тысяча грязных пеленок, которые развешены по всей кухне, и мамаша, которая все время плачет, потому что ее испугала какая-то ерунда?

- Это не ерунда, - Милена упрямо трясет головой. Она уже не плачет. Но ее тело дрожит, - это совсем не ерунда. Ты думаешь мне легко забыть эту фотографию? Ты думаешь, я не понимаю, что какая-то стерва морочит тебе голову?  Я устала, - говорит Милена, - я очень устала. И говорю полную чушь. Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Иногда мне кажется, что я готова ревновать тебя даже к стулу.

- С беременными женщинами это случается, - ласково говорит мужчина.

- Это все старики. Эти проклятые старики. Они не выходят у меня из головы. Они принесли столько сладкого. Зачем они принесли столько сладкого?

- Наверно, они и сами любят сладкое, - предполагает мужчина.

Милена улыбается. У нее виноватая улыбка и виноватые глаза. Ей неловко за свой срыв, и она готова сделать для него все угодно, чтобы он ее простил. Но мужчина не считает ее виноватой. Это нервы. Это все проклятые нервы. Он снова гладит ее по руке.

- Я сейчас засну, - говорит жена, - но я не хочу спать, пока в доме лежит этот ужасный сверток.

- Ну, не такой он и ужасный, - улыбается мужчина.

- Наверное ты прав, - соглашается с мужем Милена, - но если мы его выбросим, я всю жизнь буду думать, что в нем лежало что-то ужасное. - сонно бормочет Милена, - знаешь, эти старики, они так навязчивы, они звонили мне три дня подряд. Как ты думаешь, они имеют отношение к той женщине?

- Никакого, - говорит мужчина, - они обыкновенные старые люди, которым очень одиноки, а ты им просто очень понравилась. Я уверен, что когда ты пришла к ним, то была очень вежлива, и терпеливо слушала их старые россказни. Я давно говорил тебе, что не надо так терпеливо выслушивать всякие бредни. Когда тебе звонит твоя сумашедшая Наденька, ты готова слушать ее часами. У меня просто уши вянут от ее любовных историй. Не обижайся, но когда человек позволяет сваливать себе на голову чужие проблемы, он начинает напомниать мусорное ведро, - говорит мужчина.

- Но они не сваливали на меня никаких проблем, - говорит Милена, - они просто рассказывали мне о своих детях, о том, куда они все разъехались и почему не звонят.

- А еще про свои болезни, - напоминает мужчина.

- Да и про свои болезни тоже, - соглашается Милена, - знаешь я поняла. Я и вправду не смогу успокоиться, пока не увижу что лежит в этом дурацком свертке. Пожалуйста, - она умоляюще смотрит на мужа, - возьми сверток с подоконника и принеси его сюда.

Мужчина осторожно снимает ее голову со своего плеча, идет к подоконнику. За окнами ночь, мерцают кошачьи глаза фонарей, из форточки летят в комнату белые мухи. Сверток немного припорошило снегом. Обычная подарочная бумага, перевязанная алой ленточкой, из которой кто-то аккуратно соорудил пышный бант. Наверное, сделали в магазине, немного успокаиваясь подумал мужчина, наверное они просто зашли в магазин, купили что-нибудь для ребенка, попросили продавщицу сделать красивый бантик. Ничего особенного. Никаких старых вещей, писем, фотографий. Обычный подарок к рождеству.

Взяв сверток, он смахивает ладнью снежную пыль, несет сверток Милене.

- Я сама, - она забирает у него сверток, пытается развязать бант.

Бант не развязывается. А лента слишком крепка, чтобы разорвать ее руками, ее даже не сдернуть, так туго перевязан подарок. «А он тяжелый», - замечает Милена. «Боюсь, что без ножниц не обойтись», - говорит мужчина и идет в соседнюю комнату за ножницами, которые, он знает, должны лежать в нижнем ящике письменного стола. Однако в нижнем ящике их нет. Мужчина роется в столе, выдвигает все ящики, перебирает свои бумаги. Неожиданно из-под папки со старым бухгалтерским отчетом высовывается краешек глянцевой бумаги. Похоже на фотографию. Мужчина нервно вытаскивает папку. Черт побери, он и сам на взводе, и ему чудится, что сейчас из-под картонной папки покажется так напугавшая Милену фотография, женщина в алом платье, чужие дети, мальчик с игрушечным грузовичком на веревочке и девочка с плюшевым мишкой в руках. Когда папка вытащена, мужчина успокаивается. Да, это фотография, но на ней нет никакой женщины и нет никаких детей, а есть только он, мужчина. На нем полосатый джемпер и вязаная шапочка. В руках у него лыжные палки. Обычные лыжные палки. На ногах тяжелые ботинки со странной шнуровкой. Рядом воткнуты широкие пластиковые лыжи, совсем новенькие желтые пластиковые лыжи, наверное, горные, думает мужчина пытаясь вспомнить, когда это умудрился сфотографироваться на горных лыжах. Разве он катался когда-нибудь на горных лыжах? «Черт побери, я боюсь съехать даже с маленькой детской горки, - внезапно думает он, - а тут…» Кажется, это где-то в лесу. А может быть в горах. Пологий склон спошь усеян разноцветными куртками лыжников. Один из лыжников валится на бок, еще секунда, и он упадет в большой сугроб. Рядом с бедолагой, громко лая, бежит большая черная овчарка. На овчарке намордник, и толстая цепь, на которой видна табличка с именем владельца. Имени, естественно, не разобрать, но сама овчарка видна очень хорошо. Похоже, неизвестный фотограф вообще снимал не столько мужчину, сколько эту самую овчарку, потому что сам мужчина не в фокусе. Его лицо размазано по фотобумаге, словно кто-то долго и старательно стирал его грязным пальцем. Видна только часть лица, улыбающиеся губы, подбородок, коротенькая аккуратно подстриженная бородка. «Когда это у меня была бородка?» - думает с легким недоумением мужчина.

- Милый, куда ты пропал? – слышит он из комнаты сонный окрик жены.

- Я сейчас, никак не могу найти ножницы, - кричит мужчина.

- Глупый, ленточку можно разрезать ножом. Сходи и принеси из кухни нож. Терпеть не могу, когда ты копаешься. Наверняка опять уткнулся в свой старый отчет, - кричит жена..

- Ты угадала. Но я не виноват. Он просто попался мне под руку, - кричит мужчина, хотя дело разумеется не в отчете, а в фотографии, которая невесть как попала ему в стол, и, что хуже того, он не помнит, он совершенно не помнит, когда это он ездил кататься на горных лыжах, и откуда на нем этот дурацкий полосатый свитер, эта вязанная шапочка, этот безвкусный синий шарф.

- Иду, - он прячет фотографию обратно в стол, в задумчивости идет на кухню за ножом. Когда он появляется в комнате, Милена укоризненно качает головой. «Тебя за смертью посылать», - говорит жзена. За смертью? Наверное все дело в том, что он устал, но высказывание жены оставляет неприятный осадок, такое ощущение, что он запутался в паутине и никак не может из нее выбраться. «Я устал, - говорит сам себе мужчина, - все дело в том, что я очень много работал. Мне надо будет взять пару дней за свой счет».

- Господи, о чем ты думаешь? – теперь жена смотрит на мужчину с легким недоумением, уж слишком взъерошенный у него вид, - похоже эти старики попротили нервы не одной мне, - говорит она.

- Я думал, что мне надо взять пару дней за свой счет, - говорит мужчина.

- Дай сюда нож, - жена тянется к ножу, осторожно берет его за ручку двумя пальчиками, - терпеть не могу всех этих бантиков. По-моему такая безвкусица, - говорит она.

Перерзав ленточку, Милена начинает разворачивать бумагу. Мужчина садится рядом, с опаской смотрит, как ловко разворачивают обертку ее пухлые неманикюренные пальчики. Бумаги много, гораздо больше чем бы хотелось. Вот сорван первый слой, второй, третий. Наконец из-под бумаги показывается какая-то коробка с цветной наклейкой. «Машина гоночная. В комплект входят, - повернув наклейку так, чтобы было легче читать бормочет Милена, - ага, водитель, адаптер, пульт управления, она, что радиуправляемая? Запасной аккумулятор, механик, рекламный щит».

- Забавно, говорит мужчина, - они умудряются всунуть рекламу даже в детский набор.

- Странные люди, - Милена немного обижена, но имеет ввиду она вовсе не тех, кто производит такие игрушки, а стариков, - ну, скажи, зачем грудному ребенку радиоупраляемая машина? Он дорастет до нее лет через пять. Такое ощущение, что этот подарок предназначался совсем для другого ребенка.

- А что? Очень хороший подарок, - говорит мужчина, хотя на самом деле ему не нравится ни подарок, ни люди, которые его сделали. Больше всего на свете мужчина боится, что у жены снова начнется истерика, и она снова начнет ревновать его к неведомой женщине в красном платье, вот уж действительно красная тряпка для быка, думает он. Как хорошо, что за ножницами пошел именно он. Как хорошо, что Милена не видела этой странной фотографии из ящика, да, без женщины и детей, но ее бы обязательно заитнтересовало, почему это такой спортивный муж, который раньше катался на горных лыжах, теперь практически не выходит из дома, сидит сиднем, уткнувшись в свой телевизор, а из всех спортивных передач предпочитает диалоги о рыбалке. И она была бы права. Если разобраться, на фотографии изображен вовсе не он, а какой-то совершенно чужой ему человек, молодой, подтянутый, счастливый… Счастливый? Разве он подумал счастливый? Но ему не нужны эти лыжи, этот полосатый свитер, эта красивая овчарка, которая, похоже, так привлекла неизвестного фотографа. Интересно, а ведь овчарка на фотографии явно смотрит на своего хозяина и этот хозяин он сам. Черт побери, в жизни не заводил ни одной собаки, кроме Альмы думает мужчина, автоматически раскладывая на диване все детали игрушки.

- О чем ты думаешь? – обеспокоившись, интересуется Милена.

- Я счастлив, - говорит мужчина, - я говорил тебе, что я очень счастлив?

- Не помню. Не знаю. Наверное, да.

 

8.

 

На следующее утро Милена встает раньше обычного, готовит завтрак.

Проснувшись, мужчина слышит, как шипят на сковородке поджаренные шкварики.

- Яичница с беконом. Сегодня мы – в Англии, - громко на всю квартиру рекламирует свое кулинарное детище жена, - сверху я положу немного зелени, ладно?

Мужчина встает, чувствуя легкую ломоту во всем теле тащится в туалет. Потом в ванную. Обычный путь, обычное утро. Вот только почему-то сегодня каждое движение дается с трудом. Яичница кажется пресной. Мужчина жует ее стаким видом, будто ему подсыпали стрихнин.

- Ты совсем ничего не ешь, - замечает жена. Она ласково обнимает его, взъерошивает ему и без того растрепанные волосы. Трогает лоб. - Э, да ты весь горишь, - говорит она.

У него температура. Тридцать девять и два. Хотя нет ни кашля ни насморка, только жуткая боль в костях и мышцах, отчего мужчине все время хочется задрать ноги выше головы. Подчиняясь требованию жены он ложится в постель, взяв трубку, звонит на работу сообщить, что он заболел. Милена роется в коробочках с лекарствами. Находит две упаковки антигриппина, кладет рядом с диваном на стул.

- Будешь есть по две таблетки три раза в день, - строгим голосом заявляет она.

Спустя час Милена уходит по своим делам. Коробка с игрушкой стоит на столе.

От нечего делать мужчина собирает гоночную машину, усаживает в нее усатого водителя с бравым видом, спускает на пол. Включив адаптер в розетку, несколько минут лавирует машиной между ножками стула. Ему скучно. «Куда я убрал вчерашнюю фотографию?» - внезапно вспоминает он. Мужчина встает с дивана, пошатываясь от слабости бредет в соседнюю комнату, лезет в стол. Он помнит, он оставил фотографию там же, в нижнем ящике, только прикрыл ее старыми журналами. Но фотографии нет. Ни в нижнем ящике под журналами, ни в папке с бухгалтерским отчетом, куда он собирался, но кажется забыл ее засунуть вчера вечером, ни в верхних ящиках, которые сплошь забиты старыми гарантийными талонами, руководствами по эксплуатации, писчей бумагой для принтера и прочей ерундой. «Господи, куда же она могла подеваться? – думает мужчина, и вдруг с ужасом понимает, что скорее всего только хотел вернуть фотографию в ящик, только хотел спрятать ее под старыми журналами, а на самом деле он вышел с ней из комнаты на кухню, а когда рылся в посуднице в поисках ножа, положил ее на холодильник. Или на стиральную машину? Да какая разница, - нервно думает мужчина, - куда бы я ее не положил она наверняка попалась на глаза Милене. И, вот что странно, Милена выглядела вполне счастливой, а когда жарила свои шкварки даже напевала что-то себе под нос.

Это паранойя. Милена так замучила его разговорами про женщину в красном платье, что даже безобидная фотография, сделанная на невесть каком лыжном курорте способона привести его в трепет. А что в ней такого? - думает мужчина, - да, на нем лыжные ботинки, которых у него никогда не было, ну и что? Да, рядом с ним огромная овчарка, а овчарок он боится с детства, потому что они покусали его приятеля и этот приятель ходил на уколы, ну и что? У него есть тысяча фотографий, сделанных в самых разных местах, на работе, в школе, на вокзале в Одессе, куда он ездил в командировку три года назад, на море, куда его возили каждое летов детстве, на рыбалке, которую он забросил с тех пор, когда едва не утонул на Валдае. Что дальше? У него не было полосатого свитера? Да много он помнит! У него была тысяча свитеров, и какое дело до этих свитеров Милене? Он не ездит на горных лыжах? Ну и черт с ними, в случае чего он скажет Милене, что однажды попробовал себя в качестве горнолыжника и даже съехал с какой-то горки. Ничего страшного, успокаивает себя мужчина, главное что на этой фотографии он один. Непонятно одно – откуда она взялась. Неужели ее принесли эти отвратительные старики? Насколько он себя знает, все фотографии хранятся в секретере и аккуратно разложены по разным папками, на которых он собственноручно написал, к какому периоду жизни что относится. Детство. Юность. Студенческие годы. Работа инженером и дворником, пять кошмарных лет, когда он болтался на рынке, бухгалтерские курсы, и, наконец, последнее – собственный кабинет с видом на Невский, мягкие кожаные кресла, секретарша Любочка, презентация нового универмага на Охте, боулинг клуб, куда его однажды пригласили по случае свадьбы его нового сослуживца и где, кажется, он умудрился разорвать свои лучшие брюки и пролить пиво на юбку Милены, которая ничуть не расстроилась и смеялась громче всех.

Боже, как давно они не выходили в свет…

Он – и горные лыжи? Фотография не дает мужчине покоя. Одно дело получить странные фотографии по почте и совсем другое обнаружить нечто подобное в ящике письменного стола. Старик и старуха. Пока Милена возилась на кухне кто-то наверняка успел заглянуть в его комнату…

Их нельзя было впускать. Глупо. Чертовски глупо.

Мужчина торопливо съедает оставленные Миленой таблетки, одновременно набирая номер своего старого школьного приятеля Николая, которого его жена почти никогда не называет по имени, наверное, потому что у него слишком простая и запоминающаяся фамилия – Смирнов. Мужчина запутался. И он больше не может таскать в себе эту тяжесть один…

Приятель берет трубку не сразу. Слышно, что он едет в машине, и немудрено, что Смирнов не слишком расположен обсуждать столь странные темы, как фотография лыжного курорта, черная овчарка и полосатый джемпер, которого мужчина никогда не носил.

- По-моему у тебя проблемы, - выслушав мужчину, говорит он.

- Ты прав, у меня проблема. У меня очень серьезная проблема, - говорит в трубку мужчина, - моя жена ревнует меня к фотографии, а я не могу вспомнить, когда это я катался на горных лыжах и откуда у меня взялся этот дурацкий свитер в полоску, которого я никогда не носил. Ты помнишь мой свитер в полоску? А горные лыжи? А собаку? Скажи, у меня была когда-нибудь собака? Черная овчарка с огромной пастью, которая еле влезает в намордник, и рыжим пятном на голове?

- Собака? Какая еще собака? Какой свитер?! Ты спятил, - голос приятеля сух, - послушай, ты несешь полную ерунду. Я думал, тебя беспокоит Милена, а ты требуешь вспомнить, носил ли ты полосатый свитер или нет. Ты в курсе, что твоя жена приходила ко мне и распрашивала меня о твоих женщинах? Ты в курсе, что она знает об Ирме? Ты в курсе, что через два дня после нашего с ней разговора мне позвонила Тамара и просила меня присмотреть за тобой? Господи, что у вас происходит?

- Тамара? - мудчина морщит лоб, у него отвратительная память.

- Наша бывшая, - напоминает приятель, - в десятом классе она считала тебя золотым мальчиком. Старой дуре казалось, ты можешь добиться многого, она даже прочила тебе Нобелевскую премию. Потом мы собирались у нее после школы. Странно, что ты забыл…

- Я помню, - хмуро говорит мужчина.

Он помнит. Просто эта женщина давно ушла из его жизни. Их было много. Мужчин, женщин. Старые знакомства похожи на старые вещи. Они вечно путаются под ногами. На свете несколько миллиардов людей. И если подумать, то у каждого из них есть шанс повстречаться с тобой. Можно сойти с ума…

- Я помню, - снова говорит мужчина.

Он действительно помнит. Тысяча школьных альбомов и тысяча ничего не значащих лиц. Выпуск 1972 года. 88-го. 95-го. Старая учительница коллекционировала учеников как бабочек. И как вампир впитывала в себя чужие жизни, потому что у нее никогда не было своей…

- Так значит Милена была у тебя?

- Да. И она задавала много вопросов…

- О господи, - мужчину бросает в пот, - а Тамара? Причем тут Тамара?

- Черт побери, ты не понимаешь, - горячится приятель, - она была у Тамары. Она была в нашей школе. Она была у Вадима и разговаривала с моей Наташкой. Леша, она украла старую фотокарточку со школьного стенда и нахамила охраннику. Не обижайся, но твоя Милена – настоящая психопатка, и мне кажется она не остановится ни перед чем…

 

9.

 

После разговора с приятелем мужчина откидывается головой на подушку.

Он очень устал. Ему плохо, но он заставляет себя слезть с дивана и тащится на кухню, чтобы проверить лежит ли там вчерашняя фотография и могла ли ее увидеть жена. На кухне открыта форточка, и мужчине зябко. Фотография лежит на столе. Не на холодильнике и не на стиральной машине, а на столе. Она протерта от пыли и прижата столовой ложкой, чтобы ее не сдуло сквозняком. Нет никаких сомнений в том, что это сделала Милена. А значит она видела фотографию, рассматривала ее, даже не сочла нужным убрать со стола. Видела и ничего не сказала. Видела, и была жутко заботлива, приготовила завтрак, хотя обычно он обходился бутербродами, видела, но была в прекрасном настроеннии, и, лишь уходя, сочла нужным выложить ее на самое видное место, зная, что рано или поздно мужчине захочется выпить горячего чаю и…

Закрыв фотрточку, он садится за стол. Он не хочет никакого чаю, ему противна даже сама мысль о сладком липком чае. Он просто уныло сидит на табуретке, мучается от боли в суставах, и вертит в руках фотографию, словно это не фотография, а повторное извещение об уплате налога, который он когда-то собирался, но забыл уплатить. Из крана капает вода. Ее звук раздражает мужчину. Отложив фотографию, он заворачивает кран посильней, чтобы избавится от навязчивой капели, и снова возрващается к столу. Он не знает как поступить. Ему хочется выбросить фотографию в мусорное ведро, именно так он и поступал с предыдущими, но, если он ее выбросит, Милена обязательно заподозрит неладное. И то, что она промолчала про фотографию утром, вовсе не значит, что она не заведет о ней разговор вечером. И что он ей скажет?  Дорогая, я выбросил ее в помойку, потому что она мешает мне жить?

Нет уж, пускай лучше лежит на столе, решает мужчина, и возращается в комнату, где включает телевизор и в полудреме смотрит какую-то дурацкую передачу, где трое мужчин с огромными бицепсами старательно ворочают огромные камни, выясняя кто из них самый сильный. Нет ничего более бессмысленного, чем меряться кулаками. Игрушечная машинка валяется на полу. Делая крутой вираж она перевернулась, водитель вывалился из кабины и теперь сиротливо лежит под стулом - маленький, усатый, с огромным мотоциклетным шлемом на голове.

Мужчину будит звонок. Это жена. У него болит голова и звенит в ушах, но он молча выслушивает все, что она хочет сказать. Милена сообщает, что погуляла по парку, а теперь зашла к приятельнице, той самой Надежде, с которой они обычно так долго болтают по телефону, с которой они познакомились в женской консультации и которая будет рожать вместе с ней.

- Представляешь, в консультации говорят, мы можем родить в один день! – радостно стрекочет по телефону Милена, - Кстати, у Нади тоже будет мальчик. Он жутко большой, и поэтому она носит специальную штуку, чтобы он не вывалился из живота. Вообще-то она должна была лечь на сохранение, но ей так не хочется лежать в больнице, что она готова на все и даже делает специальную гимнастику. Представляешь, по три часа в день. Лежит на кровати и дрыгается. Какая-то специальная методика, чтобы укрепить мыщцы живота. Это ужасно, - говорит Милена.

- Что именно? – вяло интересуется мужчина, которому надоела бессмысленная женская болтовня.

- Мучать себя гимнастикой, - тараторит Милена, - как ты себя чувствуешь? Как температура? Ты съел таблетки? Мне кажется ты должен вызвать врача и оформить больничный, - настаивает она.

- Пустяки, - сонно бормочет мужчина, - я уже договорился. Терпеть не могу ходить по врачам.

Милена появляется через час. Ее желтая куртка усыпана снегом, прежде чем войти жена долго отряхивается на лестнице. - На улице жуткая метель, настоящее светопредставление, - объясняет она, - меня чуть не унесло ветром. Она весела, улыбчива и на вопрос мужчины, видела ли она его фотографию на холодильнике, пожимает плечами и улыбаясь заявляет: - да, разумеется. Ты очень симпатичный, и еще не отрастил брюшка. Только зачем ты нацепил этот ужасный свитер?

- Он действительно ужасный, - соглашается мужчина, - я и сам ломаю голову, какого черта я нацепил этот ужасный свитер. Наверное, тогда была такая мода. Я уже и забыл, что когда-то катался на горных лыжах, - как ему кажется, вполне убедительно говорит он.

- Знаешь, если ты думаешь, что я собираюсь ревновать тебя к каждой фотографии, то ты глубоко ошибаешься, - собирая на стол говорит Милена, - не понимаю, зачем ты вытащил эту фотографию? Тебя разобрала ностальгия? Или ты собрался на лыжный курорт?

- Я просто наткнулся на нее вчера, когда искал ножницы, - говорит мужчина.

- Между прочим, ты совершенно не умеешь держать лыжные палки. И лыжи на тебе выглядят по дурацки. Над тобой наверное смеялись все инструкторы. Хотя, если подумать, красивому мужчине вовсе не обязательно съезжать с горы. Главное на нее взобраться, - улыбается Милена.

Тело бьет мелкая дрожь.

В комнате жена сует ему градусник, затем, порывшись в аптечке вытаскивает из полиэтиленового мешочка марлевую повязку, кладет на журнальный столик:

- Тебе завязать? Или справишься сам?

Она боится, что он заразит будущего ребенка. И это правильно…

Повязку мужчина надевает с трудом. Тесемки ужасно хлипкие, их просто невозможно не порвать. Ему удается завязать их на узел, который уже не развяжется. Никогда. Ничего страшного, думает мужчина, у Милены куплена целая упаковка и в следующий раз он наденет другую. В повязке жарко, по лбу мужчины стекают холодные капли пота. Нос не дышит, и мужчина жадно хватает воздух ртом, отчего заходится в приступе сухого продолжительного кашля.

Он болен. Но это ничто по сравнению с тем, что наговорил по телефону Андрей.

- Э, да ты совсем плох, - Милена появляется на пороге комнаты, ласковая, заботливая, она вовсе не похожа на женщину, которая способна устроить истерику в чужом офисе, напугать до полусмерти старую школьную учительницу, стащить со стенда школьную фотографию, поругаться с охранником, - тебе плохо? – она заботливо щупает его лоб, целует в щеку, - в этой повязке у тебя жутко смешной вид, - говорит Милена и, выйдя в коридор, возращается с сумочкой, откуда вытаскивает кучу таблеток, которые она, разумеется купила по дороге, - ничего, завтра будешь у меня как огурчик, - улыбается Милена, копаясь в аннотациях к лекарствам, которые разбросаны по всему журнальному столику, - будешь есть таблетки строго по часам. Как полагается. И не вздумай сопротивляться, - голосом строгой учительницы говорит она.

- Только не надо обращаться со мной как с маленьким, ладно? – он пристраивается на диване, укрывает ноги шерстяным одеялом, - Я не ребенок, - упрямо заявляет мужчина. Ему хорошо, когда она рядом, когда она не плачет, когда они не требует от него объяснений, откуда взялась эта женщина, эти дети, этот плюшевый мишка в руках маленькой девочки, которая держит его за палец с таким видом, будто он и в самом деле ее отец. Но, похоже, она может быть и другой…

- Ну, это как посмотреть, - говорит тем временем Милена. Она сидит на краешке дивана и ласково гладит ладошкой по небритой щеке мужчины, - иногда взрослые мужчины ведут себя хуже детей. Особенно, когда они болеют и должны есть кучу лекарств. Моя подруга говорит, что ее парень просто с ума сходит, когда ему надо сходить к врачу. Мужчинам совсем наплевать на свое здоровье, и ты не исключение. И не вздумай хватать меня за коленки, - говорит Милена, потому что мужчина явно позволяет себе лишнее, и его пальцы гладят ее нежную кожу….

- Ты красивая, - говорит мужчина, - ты очень красивая. И я тебя люблю.

- Брысь, - Милена скидывает его руку, - больным не полагается приставать к медперсоналу. И потом, это плохо для ребенка. Я даже не представляю, как это сделать, чтобы не раздавать мой живот. В женской консультации мне сказали, что теперь следует избегать интимных отношений до самых родов.

- Много они знают, - хмурится мужчина.

- В таком состянии, как у тебя, это тоже не главная цель в жизни. Приготовся, - Милена шутливо хлопает мужа ладошкой по животу, - сейчас мы начнем твое экстренное излечение от гриппа...

Но сначала надо прочитать аннтотации.

Милена всегда читает аннотации. Даже к тем лекарствоам, которые она не собирается покупать. В соседней аптеке ее встречают как родную. Продавщицы наперебой рекламируют ей очередные чудодейственные пилюли, и Милена с умным видом принимается за чтение длинного списка болезней, которые можно ими излечить. Даже странно, почему после медицинского она не пошла работать по профессии, впрочем, ничего странного, думает мужчина, настоящие врачи вымерли, как динозавры, а те, кто работает в поликлинниках теперь больше напоминают бандитов с большой дороги, вымогая у больных людей последние деньги за то, чтобы помазать горло или отправить на анализ мочи.

- Побочные действия, - читает Милена, в руках у нее очередная аннотация, кажется это таблетки от гриппа, - тошнота, диарея, дисперсионные явления в виде высыпания красной сыпи на плечах. Странно. Два года назад в аннтотации этого лекарства ничего подобного не было, - Милена с сомнением смотрит на бумажку, потом решительно придвигает блюдечко с таблетками мужчине, - ничего страшного, красная сыпь на плечах это даже забавно, - смеется она, - главное вылечится, верно?

Главное вылечится. Ни о чем не думать, есть таблетки, пить много воды. Так проще. Так действительно проще. Господи, какая разница, стащила или нет его любимая женщина старую школьную фотокарточку? Не такой уж это и криминал.

Мужчина запрокидывает голову, глотает одну таблетку за другой. Он знает, что эти таблетки нужно глотать после еды, но Милена забыла об этом, а может быть в новой аннотации говорится, что таблетки принимаются на голодный желудок, кто знает все эти новые веяния:

- Может быть все-таки принесешь мне воды, - морщась просит мужчина, и Милена бежит на кухню за водой, оставив сумочку на табуретке.

Тикают ходики.

Эти ходики они покупали вместе, едва встретившись, едва узнав друг друга, еще не осознавая, что эти ходики вовсе не будут висеть в ее маленькой однокомнатной квартирке, а окажутся в их общей квартире, общем доме, отсчитывая часы их совместной жизни, «нужно обязательно подтягивать гирьки, чтобы они не остановились, - думает мужчина, - нужно только воврмя подтягивать гирьки, и тогда все будет хорошо».

Эти ходики они купили на распродаже. Дешевая распродаджа, в двух шагах у метро. Было очень холодно и они зашли в этот подвальчик согреться, потому что у Милены замерли руки, и она все время жаловалась, что не хочет быть похожей на Венеру Милосскую, и ей обязательно нужно в тепло. В тот день ее выгнали с работы. Она забыла полить какой-то кактус, а может быть не забыла, а начальству не понравилось то, что она слишком много болеет, но так или иначе Милена была безработной, и от нечего делать она готова была бродить по городу часами. Но – с одним условием. Мужчина не должен ругаться, если она захочет зайти в какой-нибудь магазин.

Он и не ругался. Он был очень счастлив в тот день.

В подвальчик вели три каменные ступеньки. Обледенелые – Милена пришлось схватиться за его руку, что бы не упасть. Схватиться, обнять, поцеловать его прямо в ухо. Это было так неожиданно, что он чуть не упал. Влажные губы, жаркое дыхание, и легкое, почти воздушное, - я тебя люблю. Она сказала это в первый раз, ему она ничего подобного не говорила, тем удивительнее было услышать то, что она сказала потом: «В первый раз и не только тебе, - сказала Милена, - а мужчине вообще. Я еще никогда и никому этого не говорила, понимаешь?» Он понимал.

В подвальчике пахло краской, потому что по правую руку от входа шел ремонт. Красили стены. Какой-то мрачной коричневой краской, которая выглядела так же отвратительно как и пахла, но наверное у владельцев подвальчика было слишком мало денег, чтобы позволить себе удовльствие не травиться этим ужасным запахом и не превращать свой магазинчик в бюро похоронных услуг.

А слева стоял ларек. Вернее, даже не ларек, а скромная витринка, на которой был выставлен всякий хлам, вроде поношенных кроссовок, старых кофейных сервизов, электрических чайников и дешевых китайских мыльниц, готовых сломаться прежде, чем незадачливый фотограф успеет вставить пленку или снять затвор. Милене приглянулась вазочка. Она стояла отдельно, на верхней полке, и Милене пришлось встать на цыпочки, чтобы ее разглядеть. Увы, но вазочка оказалась треснувшей. Молоденький продавец честно предупредил Милену, что трещина довольно большая, и лучше обратить внимание на что-нибудь другое. Например, на чешский фарвор, или богемское стекло.

Богемское стекло Милену не заинтересовало.

- Может быть вы купите вот это? - И молоденький продавец предложил им кукушку. «Правда она не кукует, - сказал он, - но вообще-то это очень хорошие часы, и они почти никогда не спешат. Вам ведь некуда спешить, верно?» Он был очень находчив, этот молодой человек. А еще у него была серьга в правом ухе, рваные джинсы и приятная улыбка честного человека, который никогда не втюхает вам всякое барахло и обязательно предупредит, если в предлагаемом товаре есть скрытый дефект. «Ходики с кукушкой. Семьдесят два рубля тридцать восемь копеек. Замечательный ретро стиль», - сказал молодой продавец.

- Тебе нравится? – спросила Милена.

- Не знаю, - пожал плечами он и вдруг вспомнил, что такие часы висели в квартире его бабушки, когда он был совсем маленьким и не умея ходить ползал по длинному коридору и рычал изображая страшного африканского тигра мамбу, да, именно мамбу, хотя он не помнит мамбу или мумбу – так много времени прошло, наверное, этот мамба из книжки состарился, потерял последние зубы и не способен загрызть даже кролика, а не то что огромного буйвола из сказки, которую читали маленькому мужчине перед сном.

Теперь эти ходики тикают в комнате.

- Я мамба, - сонно бормочет мужчина. Он почти спит, но Милена почему-то застряла на кухне, а на стуле перед диваном по прежнему лежит ее сумочка, черная из мягкой лайкровой кожи, полуоткрытая, с торчащей наружу косметичкой и большим кожаным кошельком.

- Потерпи, - доносится из кухни, - я кипячу молоко. Тебе нужно пить кипяченое молоко.

- Я жду, - мужчина приподнимается на локте, неотрывно смотрит на сумочку, словно она скрывает в себе все тайны мира, а вовсе не украденный со школьного стенда снимок, который ничем не сможет его удивить. Ну, почему? Почему жена не торопится? Почему Милена оставила сумочку на столе?

- Ты скоро? - зовет мужчина, чувствуя, что еще немного и он полезет в эту чертову сумку распотрошит ее прямо на пол, а потом Милена закатит истерику, обвинит его в том, что он подло рылся в ее вещах. Или она ждет от мужчины именно этого? Он закрывает глаза, медленно счиатает до ста. Сейчас, сейчас, она придет, в руке у нее непременно будет огромная чашка, а в чашке будет дымится отвратительное кипяченое молоко, причем с маслом, обязательно с маслом, что бы ему было еще противнее пить.

- Сейчас, сейчас, подожди, милый, я иду, - голос жены кажется таким далеким, словно до кухни как минимум сорок дней пути. «Черт побери, я наверное и вправду чертовски болен», - засыпая думает мужчина, а кукушка в лесу назойливо выкрикивает свое бесконечное – ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку…

 

Часть вторая.

1.

 

Он просыпается от жуткой горечи во рту.

Это все таблетки, эти ужасные таблетки, которые надо было обязательно запить. Он лежит на диване. Под головой мягкая подушка, он заботливо укрыт толстым ватным одеялом, на стуле уже приготовлена очередная порция лекарств и большой графин с водой. Некоторое время мужчина молча смотрит в потолок. В голове пусто. Он слишком плохо себя чувствует, чтобы утомлять себя мыслями. Самое лучшее для него сейчас это лежать на диване, положив руки за голову и равнодушно разглядывать мелкие трещинки, которые пробиваются сквозь толстый слой побелки. Трещинки напоминают паутину, вот только не понятно, где спрятался паук. У окна, за занавеской? В углу над шкафом? А может быть за аккуратной люстрочкой, из под синих плафонов которой на мужчину льется целый водопал света? Мужчина жмурится. У него побаливают глаза, и он отводит взгляд от люстры, смотрит на запертую дверь, на уставленные книгами полки, рассматривает витиеватый рисунок на обоях, потом, заставляет себя сесть на кровати, налить из графина стакан воды. Жадно пьет, чувствуя как постепенно уходит изо рта ужасная горечь. Снова откидывается на подушку, и уже задремывает, когда кто-то трогает его за плечо.

- Не спишь? – Милна подходит неслышно, садится рядом, холодной ладошкой касается его лба, - у тебя температура, у тебя очень высокая температура, - сообщает она.

На ней симпатичный желтый халатик, передничек, волосы Милены собраны в большой пучок. Она выглядит совсем по-домашнему. Она редко выглядит настолько по-домашнему, потому что уверена, что женщина не должна распускаться и что она всегда и при любых обстоятельствах должна выглядеть на все сто. Но сегодня все иначе. Наверное, у нас были слишком тяжелые дни, думает мужчина, а может быть Милене стало не хватать домашнего уюта и тепла?

- Надо померить температуру. Держи, - говорит Милена, и мужчина чувствует, как она приподняв одеяло осторожно засовывает ему под мышку что-то холодное и немножко влажное. Разумеется это градусник. Милена снова обращается с ним как ребенком, но сегодня мужчине все равно.

- Ты прямо как настоящая мамаша, - сонно говорит он.

- А я и есть настоящая мамаша. Только немножко недоделанная, - Милена указывает пальчиком на толстый живот, - мне надо потренироваться, мне надо хорошо тренироваться, - улыбается она, - будем считать, что ты у меня что-то вроде спортивного тренажера, хорошо?

Ее рука лежит на одеяле. Маленькая, с бледной кожей, странно сморщенной, хотя скорее всего жена с утра занималась стиркой, а потом мыла посуду, а потом, скорее всего решила заодно помыть раковину и просто слишком долго держала руки в воде. Зато ногти у нее будто вырезаны из мрамора, белые, холеные, аккуратно продточенные по краям. Интересно, с каким тщанием нужно ухаживать за ногтями, чтобы они казались настоящим произведением искусства? – думает мужчина. Он берет ее за руку, нежно перебирает ее пальцы, будто четки, пробет на ощупь ее до невероятия гладкие ноготки…

- Не надо, - Милена одергивает руку, - щекотно. Кстати, я собираюсь приготовить пирог. Надюша говорит, с возрастом любая женщина должна научиться печь пироги. Между прочим я уже поставила тесто, и вообще, у меня сегодня куча дел, - говорит Милена словно оправдываясь за то, что позволила себе отнять у мужчины свою руку, - ты хочешь с яблоками или курагой? – спрашивает она.

- Я хочу с капустой. Тебе не дают покоя лавры моей бабушки? - Мужчина удивлен. Жена никогда в жизни не пекла пироги, но сегодня с Миленой творится что-то странное, она еще никогда не вставала так рано, чтобы заняться уборкой квартиры и готовкой, и это настораживает мужчину, но только на мгновение, потому что он вдруг вспоминает, как вчера, засыпая, слышал кукование кукушки, и с удивлением смотрит на висящие на стене часы.

- Они куковали или мне это послышалось? – сипло справшивает он.

- Куковали, - жена встает с кровати, идет к секретеру, вынимает сложенный вчетверо листок, - вот, - она протягивает квитанцию мужчине, - гарантия двенадцать месяцев. Напротив универсама открылась ремонтная мастерская, и я подумала, что нехорошо, когда в комнате висят сломанные часы. Это плохая примета. Как разбитое зеркало. Я тебе говорила об этом, помнишь?

- Не помню, - говорит мужчина. Когда это было? Вчера? Позавчера? Неделю назад?

- И не удивительно, - говорит Милена, - ты никогда ничего не помнишь, не помнишь, что я просила тебя сходить за подсолнечным маслом, не помнишь, что надо вынести вонючую помойку, извини, но иногда мне кажется, что придет время, и ты забудешь, как меня зовут. Мы говорили с тобой о часах четырнадцатого в понедельник, вот на этом самом диване, - напоминает Милена.

- Четырнадцатого? На этом самом диване?

- Четырнацатого, в понедельник. Это было две недели назад. Я была растроена, и несла всякий бред. Я говорила, что иногда напоминаю себе кукушку, которая залезла в чужое гнездо, а ты заявил, что у нас уже есть кукушка, и мне не о чем беспокоится. А еще сказал, что кукушка, которая не кукует, это профанация, и что в лесу такая кукушка была бы белой вороной. Господи, почему ты так на меня смотришь? - Милена вдруг замолкает, испуганно смотрит на мужа, - что с тобой? Тебе совсем плохо? Снова вызвать врача?

- Нет, но у меня и в самом деле плохо с головой, - мужчина уныло смотрит в потолок, - я совсем не помню, что было четырнадцатого в понедельник. Я даже не помню, что было в среду и четверг.

- Господи, ты просто невыносим…

Температура держится несколько дней. Все эти дни мужчина слезает с постели только для того, чтобы почистить зубы или сходить в туалет. Он съел немыслимое количество таблеток и выпил немыслимое количество теплого молока. Он так давно не болел, что уже забыл, как это отвратительно лежать целый день в постели, ничего не делать, и к концу недели ему кажется, что он болеет целую вечность. Ему скучно. От нечего делать он перечитывает старые детективы и играет в шахматы сам с собой.

Все это время в доме царит каккое-то непонятное умиротворение. Нет бесконечных разговоров о фотографиях, никто не вспоминает о странном посещении пожилой парочки, которая когда-то так напугала Милену, вот только коробка с гоночным автомобилем как-то незаметно перекочивала третьей полки шкафа на первую, а потом и вовсе растворилась необъятных просторах квартиры, ничем не напоминая о себе.

Милена выглядит довольной. Она заботится о больном, балует его разносолами, бегает по аптекам, названивает своим многочисленным подругам и усердно, как примерная ученица, записывает на клочках бумаги различные рецепты. От кашля. От насморка. От боли в горле. От всего. Такое ощущение, что Милена задалась целью написать книгу о врачевании, она талдычит о лекарствах с утра до вечера, и мужчина подшучиват над ней, пряча очередной клочок с рецептом себе под подушку, но Милена уже раскусила его гнусную тактику, и когда мужчина спит, лазает к нему под подушку – опять?

Самое спокойное время, когда мужчину оставляют наедине со своей температурой, не пичкают лекарствами и не заставляют каждые полчаса бегать в ванную и полоскать горло, наступает после одинацати. В это время Милена обычно одевается потеплей, заматывает горло теплым шарфом, и, помахзав мужу ручкой отправляется на очередную прогулку в парк. В тот самый, который виден из кухонного окна. Парк усыпан снегом, вокруг фонтана намело огромные сугробы, темные стволы тополей торчат среди беломого безмолвия, будто памятники самим себе.

От нечего делать мужчина часто приходит на кухню, закрывает форточку и сидит на табуретке у окна, высматривая в парке жену. Заметить Милену нетрудно. Издалека хорошо видна ее желтая куртка и большой красный шарф, который Милена обматывает вокруг шеи несколько раз. Деревья в парке сплошь усыпаны снегом, но это ничуть не закрывает обзор. Изредка желтая куртка Милены исчезает за очередной белой шапкой, но очень скоро выныривает обратно. Милена ходит по дорожке, пристроившись позади какой-нибудь мамочки с коляской, она словно репетирует свои будущие прогулки с ребенком и заранее вырабатывает какой-то особый, свойственный только молодым мамашам гусиный шаг. Милена редко гуляет одна. Чаще других ее сопровождает полная женщина в черном пальто и в большой меховой шапке, которая вечно сползает женщине на глаза. Из-за этой шапки мужчина никогда не видит ее лица. Пальто, шапка, меховой воротник - это, наверное, единственное, что ему дозволено лицезреть.

В разговорах с Миленой он так ее и называет - меховой воротник.

- Это Надюша, - обижается Милена, я тебе о ней рассказывала. Мы ходим к ней пить чай.

Пить чай они действительно ходят. Но сначала вальяжно фланируют по алейке и, явно гордясь своими огромными животами, беседуют, жуют миндальное печенье и бросают крошки голубям. Иногда, заметив, что мужчина смотрит на них из окна, жена корчит строгую гримаску и показывает мужчине кулак. Но она не сердится. Она совсем не сердится. Милене приятно, что всякий раз, когда она отправляется на прогулку, мужчина торчит в окне кухни и не сводит с нее глаз. Около двенадцати Милена весело машет ему варежкой: ну, я пошла, - «Меховой воротник» берет Милену под локоть, и они направляются к соседней парадной, они замерзли, они выполнили свой долг и обеспечили будущих детей свежим воздухом, теперь можно и в душную квартиру, где тепло и уютно, где нет промозглого ледяного ветра и ни один мужчина в мире не сможет подсмотреть за ними из окна. Странно, но «Меховой воротник» ни разу не был у них дома, хотя мужчина несколько раз предлагал Милене пригласить подругу домой.

Тем удивительнее, что однажды, вместо того, чтобы взять Милену под руку и потащить к себе, «Мехововой воротник» провожает жену до остановки автобуса, чмокает в щечку, а потом, когда автобус с Миленой отъезжает, вдруг поднимает взгляд на окно, и, заметив мужчину, тоже начинает махать варежкой. На плече женщины большая матерчатая сумка. Она явно хочет что-то сказать, она разводит руками, а потом, сообразив, торопливо вытаскивает из сумки сотовый телефон. Кому она звонит? Ему? На кухонном столе лежит телефонная трубка. Женщина в парке набирает номер. Мужчине кажется, что он видит, какие именно цифры нажимают ее замерзшие пальцы. Двойка, четверка, девятка, потом снова двойка, это их номер, думает мужчина, но какого черта этой женщине набирать их номер, если Милена уехала по делам? Звонок заставляет мужчину вздрогнуть. Некоторое время он раздумывает, а стоит ли брать трубку и мысленно считает звонки. Одни, второй, третий. Почему так громко? Начинает болеть голова, он еще болен, и малейшее нервное напряжение приводит к тому, что у него начинается приступ головной боли. Женщина в черном пальто машет рукой. Свою матерчатую сумку она поставила перед собой, прямо в сугроб. В ее руке маленький телефонный аппарат, который поблескивает на солнце. Сегодня вообще редкий случай, когда на небе ни единого облачка, и ярко светит солнце. Женщина злится. Он должен взять трубку. С ее точки зрения, мужчина обязан взять трубку и выслушать все, что она пожелает ему сказать. Зачем? Он демонстративно пожимает плечами, и меховой воротник снова досадливо машет рукой. Она упряма. Она звонит и звонит до тех пор, пока мужчина не выдержав, не отходит от окна и не добирается до трубки:

- Миленочка права. Вы просто непроходимый тупица, - слышит он ее замерзший и от этого особенно сиплый голос, - неужели так трудно понять, что мне необходимо с вами поговорить?

- А вы, я так понимаю, та самая Надя? - хмуро интересуется мужчина.

- Наверное. Не знаю. Может быть та самая. А может быть и нет, - голос мехового воротника немного напоминает секретаршу в офисе, низкий, скрипучий, немного усталый, хотя откуда взяться усталости, после короткой прогулки в парке в двенадцать часов дня? - простите, что вас побеспокоила, Миленочка говорила мне, что у вас жуткая температура и вы не встаете с постели. Как вы себя чувствуете?

- Отвратительно, - не считает нужным притворяться мужчина, - у меня чертовски болит голова, и вообще, я не понимаю, о чем говорить. Честно говоря, я как раз собирался лечь…

- Очень жаль, - в ее голосе чувствуется искреннее огорчение, - знаете, ваша жена очень хороший человечек, просто замечательный человечек, и, разумеется, вам нужен постельный режим и все такое прочее, но у нас совсем нету времени, наверное, около получаса, пока Миленочка не вернулась, - сбивчиво тараторит меховой воротник, - только не подумайте ничего плохого, хотя, разумеется, большинство мужчин, так бы и подумали, ну, вы меня понимаете?

- Нет, - мужчина уже вернулся к окну и смотрит в парк. 

- Какой вы непонятливый, - видно, как приложив маленькую трубку к уху, женщина в черном пальто досадливо машет рукой, - по вашей милости я отморожу себе щеку. Это касается Милены. Только вас и Милены. Я очень волнуюсь. Мне кажется, Миленочка может наделать глупостей. Вы даже не подозреваете, в каком она состоянии. Она старается вас ничем не беспокоить, но, поверьте мне, Миленочка очень изменилась. Ужасно изменилась. Она совсем другой человек. Господи, если бы вы знали, как она в вас влюблена! Это ненормально! Я ей так и сказала, любить мужика нужно в разумных пределах, - заявляет трубка, и мужчине хорошо видно, как «Меховой воротник» беспокойно вышагивает по усыпанной снегом дорожке, - но Миленочка не слушает, - нервно продолжает ее сиплый и немного встревоженный голос, - она вообще никого не слушает. Простите, может быть я и полная дура, но мне кажется, будет лучше, если вы узнаете..

- Узнаю что? - сухо интересуется мужчина.

- Ну, скажем, то, что происходит с вашей женой. Вам ведь не все равно, верно?

- Да, разумеется, - мужчина прислоняется лбом к холодному стеклу, - разумеется, мне не все равно.

- Тогда нам надо встретиться. Сейчас, - настаивает трубка, - скажите, вы и в самом деле так плохо себя чувствуете или вы можете спуститься? Мне обязательно нужно вам кое-что показать…

 

2.

 

Одевшись потеплей - на нем два свитера, теплая спортивная куртка и обмотанный вокруг шеи махеровый шарф - мужчина спускается на лифте, выходит из парадной. Женщина в меховом пальто ждет на другой стороне улицы, рядом с автобусной остановкой, где она недавно провожала Милену. «Хотелось бы знать куда», - думает мужчина. Горит красный свет. Они стоят друг напротив друга, но подруга жены смотрит вовсе не на него, а на парадную, похоже он так основательно упаковал себя в зимнюю одежду, что превратился в огромную луковицу – большой грузный, он совсем не похож на того небритого доходягу, который только что выглядывал из окна.

Мужчина переходит улицу, торопливо подходит к «Меховому воротнику».

Снизу подруга Милены уже не кажется такой толстушкой. От нее приятно пахнет цветочными духами; наконец увидев ее лицо, мужчина вдруг с любопытством замечает, что между этой женщиной и Миленой есть какое-то сходство, хотя если приглядеться повнимательней, то черты лица у подруги значительно жестче, а в профиль она похожа на хищную птицу. Странно, он уже рядом, а внимательный взгляд женщины все еще ощупывает выход из парадной.

Неужели он так не похож на того, кто смотрел из окна?

- Я здесь, - хрипло говорит мужчина, чувствуя, что еще немного и превратится в сосульку, хотя пробыл на улице всего какую-нибудь пару минут.

- Господи, это вы? – подруга Милены удивленно всплескивает руками.

Она вообще не способна говорить не размахивая руками, этакий пингвин с ярко накрашенными губами, отчего зимний город кажется бесцветным и блеклым, и мужчина ловит себя на мысли, что эти красные губы слишком назойливо лезут в его жизнь. Он недоволен и раздражен.

- А вы ничего, - немножко кокетливо говорит меховой воротник и решительно берет мужчину под руку, - знаете, снизу вы казались настоящим хлюпиком. И вообще, вам нужно поменять стрижку. Когда вы дома и без шапки, у вас довольно глупое лицо, - хихикает она.

Они идут в кафе. Метет снег.

- А у вас действительно больной вид, и я не хочу, чтобы вы заработали осложнение, Миленочка этого мне не простит, - тараторит по дороге Надежда.

Кафе на соседней улице, за углом. Чтобы добраться до него им снова приходиться переходить улицу, затем миновать яркую витрину промтоварного магазина, пройти мимо аптеки, обогнуть большую канаву, где вот уже вторую неделю меняют трубы, отчего в соседних домах почти не бывает горячей воды.

- Это ужас, - жалуется Надежда, - зима, а приходится мыть посуду холодной водой.

Разбирает кашель. Чтобы не надышаться холодного воздуха, мужчине приходится прикрывать рот шарфом. Ему холодно, несмотря на то, что он нацепил на себя два свитера. Они сворачивают за угол, но ветер не стихает, а, напротив, дует еще сильней. Рука Надежды крепко вцепляется в его локоть.

- Там недорого, я угощаю, - заявляет она.

Яркая вывеска кафе похожа на ее губы. Ядовито-красные буквы над входом в подвальчик разъедают белизну улицы, как ржавчина. На обледенелые ступени брошен резиновый коврик, в противном случае посетители рискуют переломать себе ноги. Из приоткрытой двери вырывается пар. Чтобы не упасть мужчина хватается за поручни, острожно перешагивает сразу через две ступеньки. Надежда спускается сама. Возле ступенек она отпускает его локоть, дожидается, пока мужчина окажется в дверях и только после этого схватившись обеими руками за поручни сползает к нему. Снова решительно берет его под локоть:

- Сюда, - говорит она командным голосом, и мужчина вдруг отчетливо понимает, что женщина с таким командным голосом просто рождена быть большой начальницей и одинокой мамашей одновременно. «Этих бендяжек нужно топить еще в детстве. Как котят», - мысленно иронизирует он. Внутри тепло, играет тихая музыка, у входа стоит пустая вешалка. Несколько столиков заняты пожилыми парочками, но большая часть столиков свободна, и Надежда сразу решительно указывает на тот, который стоит в самом углу и отделен от остальных небольшой деревянной перегородкой:

- Здесь лучше всего.

Мужчина пожимает плечами. Он плывет по течению. Он готов сидеть где угодно, и единственное что его беспокоит, так это то, куда уехала Милена и чего ради ее подруге понадобилось влезать в их совместную жизнь. В кафе жарко, по лбу мужичны стекает струйка холодного пота. Надо раздеться, и они раздеваются, причем Надежда решительно отказывается от его помощи.

Не надо, она все сделает сама.

Пристоив вещи на вещалке, мужчина и женщина идут к столику. Сумку Надежда прихватывает с собой. Без пальто, в серой кофтюльке, подруга Милены еще больше похожа на пингвина. Она смешно переваливается с боку на бок, огромный живот распирает юбку, такое ощущение, что юбка мала и вот вот разорвется в самый неподходящий момент. Под кофтой у женщины шерстяные шаровары, кофта висит складками, кожаные ботинки на высокой подошве оставляют грязные следы. Без пальто она теряет последние остатки привлекательности, и мужчина с каким-то тайным сожалением убеждается, что перед ним обыкновенная неряшливая дамочка, а ее красные губы лишь дешевая защита от окружающего мира, что-то вроде мази от комаров.

Они садятся друг напротив друга. Женщина кладет локти на стол, ее полная грудь нависает на столом как снежная лавина, готовая сорваться со снежной вершины и смести все на своем пути. Красные губы задумчиво шевелятся – она читает меню, и выбирает блюдо по вкусу.

- Я заплачу, - говорит мужчина, чтобы она не мучилась с выбором, потому что ему уже надоела эта затянувшаяся пауза и он чувствует себя неловко, ему кажется, что рядом с этой женщиной любой мужчина на свете будет чувствовать себя неловко, настолько теперь невыразительна эта женщина с приклееными красными губами, которые непереставая шевелятся, как черви после дождя.

- Вы очень милы, - женщина не спорит, и даже выглядит немного смущенной его предложением, ей неловко, что человек которого она затащила в кафе, теперь вынужден раскошеливаться, потому что одинокой мамаше не хватает денег на салат, - я возьму оливье, он самый дешевый, ладно? - неожиданно утратив весь своей командирский пафос, говорит она.

- Два оливье, пожалуйста, - говорит официанту мужчина, поглядывая на часы.

- Мы успеем, - Надежда уже справилась со смущением и вновь старается стать хозяйкой положения, а потому сразу берет быка за рога, - вы кажетесь мне неплохим человеком, не понимаю, зачем вы морочите голову вашей жене? Неужели нельзя рассказать всё как есть?

Она безаппеляционна. Она ужасно безапеляционна. И с его точки зрения – это признак глупости.

- Морочу голову? Вы о чем? - он пожимает плечами, придвигает пепельницу, вытаскивает из кармана сигареты, зажигалку. Какого черта ей от него нужно? Какого черта она лезет не в свое дело? Какого черта она считает возможным вот так, сходу, упрекать его в том, что мужчина обманывает свою жену?

- Только не надо делать такое недовольное лицо, - заявляет Надежда, - вас еще никто не обвиняет. Во всяком случае пока, - протянув руку, она вынимает из пальцев мужчины зажженную сигарету, аккуратно тушит о край пепельницы, - вы покурите, когда мы расстанемся, ладно? Терпеть не могу табачного дыма…

Теперь ему хочется уйти. Но нужно дотерпеть до конца.

- Вы что-то хотели мне показать? - напоминает мужчина.

- Да, конечно, - она берет стоящую под ногами сумку, кладет к себе на колени, - знаете, иногда мне кажется, что у Миленочки просто слишком богатое воображение. Все эти детские мечты о принцах никогда не доводят до добра. Я бы даже и разговаривать с вами не стала на эту тему, но Миленочка с пеной у рта доказывает, что ее муж вовсе не тот, за кого себя выдает. Забавная ситуация, вы не находите?

Забавная? Мужчина с сомнением смотрит на собеседницу.

- Но главное, у нее есть доказательства, - Надежда внимательно смотрит на мужчину, прищуривается, - вернее, она считает, что у нее есть доказательства, - уточняет собеседница и поджав напомаженные губы, вытаскивает из сумочки помятый листок, - а что? Такое случается, - заявляет она, - в наше время это несложно. Сначала вы женитесь, потом заводите кучу детей, потом сбегаете в другой город и начинаете новую жизнь. Другой дом, другие привычки, другая прическа, а можно сбрить бороду или отпустить усы…

- Но зачем? - пожимает плечами мужчина.

- Не знаю, - Надежда тоже пожимает плечами, и мужчина думает, что со стороны их разговор выглядит несколько странновато, - не хочу ничего выдумывать, в конце концов, достаточно того, что Миленочка считает вас жертвой обстоятельств. Хуже другое, - она поднимает глаза на мужчину, - чем дольше вы будете скрывать от Миленочки свое прошлое, тем больше она будет вас ревновать. Простите меня за откровенность, но в наше время двойная жизнь не такая уж редкость, вам не кажется? Вот, взгляните, - она сует ему под нос помятый листок, - вы когда-нибудь видели этого человека?

Мужчина берет листок левой рукой, подносит ближе к лицу. Он немного близорук, Милена давно уже советовала ему купить очки, но с тех пор как он продал машину, очки ему практически не нужны. Однако в кафе царит полумрак, и зрение в который раз подвождит мужчину.

- Вот, вы только взгляните, - торопит собеседница, - не узнаете?

- Нет, - листок в руках мужчины подрагивает, он садится боком, так, чтобы на листок падал свет из окна, щурится, - что это? Фотография? - хмуро бормочет он.

- А вы не видите? – тронизирует Надежда.

- Вижу, - теперь мужчина и в самом деле видит. Да, это действительно фотография, вернее не фотография, а плохонький ксерокс с фотографии: мужчина, расфуфыренная дамочка, открытая дверца большой черной машины, из которой высовывается бритая голова. Фон серый, смазанный, при желании можно понять, что позади машины растет разлапистая елка, однако такие елки растут где угодно – в городе, на даче, в лесу, да и лица людей столь обезличены, что могут принадлежать кому угодно – Шварцнеггеру, президенту Соединенных Штатов, директору Центробанка, ему самому…

- Ну, и что с того? – заявляет мужчина и откладывает листок на край стола, потому что молоденький официант уже принес салаты, две больших дымящихся чавшки с чаем, два бутерброда с колбасой, - спасибо, и два хлеба пожалуйста, напомниает он.

- Узнали? – женщина тянет листок к себе. Красные губы нервно подрагивают, она явно хочет сказать что-то гадкое, но вместо этого лишь задумчиво ковыряется вилкой в салате и после непродолжительной паузы, уже помягчев, поясняет, что, да, ксерокс и в самом деле не слишком удачный, но ведь лицо мужчины видно  отчтливо, особенно нос и подобородок, и, если вглядеться внимательнее, то субъекта, который стоит рядом с машиной вполне можно узнать.

Намек прозрачен. И на душе становится как-то особенно муторно и грязно.

- Значит, по-вашему, это я? – хмуро спрашивает мужчина.

- Миленочка считает, что это вполне возможно. Я пыталась ее убедить в обратном но… На свете так много похожих людей! И потом, при определенном взгляде на вещи, можно найти сходство между кем угодно. Например, нас с Миленочкой в консультации обозвали сестрами. Но я же не полная дура, и понимаю, что между мной и Миленочкой ничего общего, разве что эти огромные животы…

Она внимательно смотрит на мужчину. Прищуривается. Поджимает губы:

- И все-таки мне кажется, что Миленочка в чем-то права…

- Чепуха, - у мужчины совсем нет аппетита, салат кажется пресным, а от бутербродов с колбасой нестерпимо воняет рыбой. Он кладет вилку на стол, вытирает губы салфеткой, осторожно прихлебывает чай. Что дальше? Очередной бесконечный разговор о том, откуда рядом с ним рафуфыренная дамочка и была ли у него машина черного цвета, судя по бамперу и фирменному знаку на дверце – дорогущий лексус? Что за чушь?! Разве можно всерьез обсуждать нелепую ксерокопию, когда человек возле машины так плохо пропечатан, что с первого взгляда кажется обычным грязным пятном?

- Господи, что за чушь! - морщась, повторяет мужчина, - это нелепо. На этой ксеркопии может быть кто угодно. Мне казалось, вы хотели поговорить со мной о Милене, а вы начинаете совать мне в нос какую-то дурацкую бумажку и подоревать меня черт знает в чем.

- Эта машина должно быть стоит уйму денег, - задумчиво говорит Надежда, - а впрочем, - она грустно улыбается, - люди стали жить богаче. И вообще, я вовсе не считаю вас монстром. Наверное, мне не следовало показывать вам ксерокопию, но я хотела, чтобы вы поняли одну простую вешь. Проблема Миленочки в том, что у нее очень живое воображение, и она может вбить себе в голову всякие ужасы. Неужели вам так трудно, взять и успокоить вашу жену?

- Успокоить?! Но как? Признаться, что я подпольный миллионер? Что я многоженец? - мужчина поднимает голову, пристально смотрит на красные губы, это единственное за что еще можно зацепиться вглядом на ее обезличенном лице. Она и сама, как плохая ксерокопия, думает мужчина, плохая ксерокопия с раскрашенными красным фломастером губами, крутится в голове у него, черт побери, это в конце глупо обсуждать свои семейные проблемы с ксерокопией, причем плохой.

- Миленочка получила этот снимок через интернет. Два дня назад, - говорит Надежда.

- Моя жена ничего не смыслит в компьютерах, - сухо говорит мужчина, посматривая на официанта, который уныло бродит между столиков, явно не зная куда себя приткнуть, - она и представления не имеет, где он включается, и как вставить в него дискету, и вы говорите, что она могла войти в интернет?

- Это не сложно. Особенно, если под рукой компьютер и подруга, которая может все объяснить. Простите, - чуть виновато, как ему кажется, говорит Надежда, - если бы я знала, что Миленочка начнет искать в интернете собственного мужа, я бы и близко не подпустила ее компьютеру, можете мне поверить. Но дело не только в интернете, верно? Бедняжка… Она так нервничает, что это выходит за всякие рамки. Вы в курсе, что Миленочка ходила в вашу старую школу и раздобыла адреса девиц из вашего класса? Что с некоторыми из них она переписывается по интернету у меня дома, и что она разослала вашу фотографию чуть ли не по всей стране?

Надежда умолкает. Нервно копкает салфетку пухлыми пальчиками. Она ждет, что скажет мужчина. Но он лишь уныло пожимает плечами:

- Я должен что-то сказать?

- Неужели вам все равно? - Она выглядит немного смущенной, - я думала, вам будет небезразлично. Я думала, вы захотите что-то исправить. В конце концов, нет ничего страшнее неизвестности…

- Я над этим подумаю, - сухо заявляет мужчина.

Над столиком повисает неловкая тишина. Чай выпит, в динамиках за барной стойкой булькает что-то джазовое, молоденький официантик лениво протирает соседний столик, косясь на засидевшуюся парочку, которая не собирается ничего покупать.

- Чаю? – осторожно интересуется мужчина.

- Не надо, - отказывается Надежда, и вдруг решительно вынимает из сумочки целую кипу бумаг, - вот, это я нашла в ее файле. Электорнные адреса, письма. Берите и делайте с ними все, что хотите. Сделайте хоть что-нибудь. Если вы ее любите. Я может быть и дура, но иногда мне кажется, что если все это не прекратить, то она кого-нибудь убьет…

 

 

 

_____ (Продолжение следует)