(Продолжение)

 

3.

 

Возле кинотеатра мужчина, как и объяснял разговорчивый водитель, сворачивает во дворы, минует несколько мрачноватых на вид кирпичных построек, когда-то доходных домов, а нынче, скорее всего больших коммуналок, петляет по узенькой дорожке, тянущейся вдоль небольшой, но достаточно широкой речки, по берегам которой лежат поваленные деревья и торчит из-под снега высохший чертополох.

По другую сторону речки виднеются корпуса огромного завода. Его огромная черная туша похожа на остов затонувшего корабля. На территории завода тихо и пустынно, и только вдалеке тусклые огоньки на вращающейся стреле огромного крана указывают на то, что здесь еще теплится жизнь.

От быстрого шага кровь в жилах мужчины течет все быстрей, он уже не чувствует холода, и даже снял перчатки, чтобы удобнее было курить на ходу. Минут через пять тропинка сворачивает в сторону и неожиданно упирается в высокую чугунную решетку забора, ту самую, которую мужчина хорошо помнит по фотографии, ныряет в пролом между прутьями, и почти теряется в снегу.

Через заброшенный парк мужчина бредет по колено в снегу, уже проклиная водителя - мужчина уверен, что к дому стариков и старому кладбищу можно найти путь и попроще, например тот, который описывала Милена. А впрочем, она ехала не на маршрутке, а, будучи умной женщиной, тоже не экономила на мелочах и потратилась на такси.

Старое кладбище начинается сразу за воротами парка.

Мужчина минует высокие чугунные створки, замечает красивый старинный вензель, в котором угадывается голова льва, не без некоторого неприятного чувства вступает на утоптанную в снегу тропинку, минует большое каменное надгробие, спугивает большую черную птицу, и та, громко хлопая крыльями, перелетает на соседнее надгробие и усаживается на верхушку покосившегося креста, недовольно наблюдая за человеком, потревожившим кладбищенскую тишь. Впрочем, здесь не так уж и тихо. Где-то вдалеке вопит автомобильная сирена, а за торчащими в конце кладбища домами слышен шум железной дороги, скорее всего это дорога, ведущая в северном направлении на Сосново и Приозерск.

Черная птица внимательно провожает мужчину взглядом. Ей не нравится это вторжение, а мужчине не нравится то, что он никак не может понять, какой из соседних домов ему нужен, и ему приходится дважды пройти мимо них, прежде чем он замечает на одной из парадных облезлый номер.

В парадной нестерпимо воняет кошачьей мочой. Лампочка на первом этаже разбита, и мужчине приходится подниматься на ощупь, цепляясь за перила и тщательно нащупывая ступени, многие из которых разбиты, отчего нога постоянно норовит провалиться в пустоту. Единственная на всю парадную лапочка горит на третьем. Она болтается на тонком проводе так низко, что, проходя мимо, мужчина едва не задевает ее головой. Номеров на квартирах нет. Деревянный двери обшарапаны, краска на большинстве из них облупилась, а положенные у некоторых дверей коврики прогнили насковзь.

Третий этаж. Единственная на всю парадную железная дверь.

Милена утверждала, что от двери пало свежей краской, но сейчас дверь вовсе не выглядит новой, напротив, поверх покраски уже виднеются глубокие борозды, такое ощущение, что кто-то из соседей провел по ним шилом или ножом. По правую руку от двери висит непонятного назначения крючок. Наверное, на него вешают тяжелую сумку, когда нужно достать из кармана ключи, думает мужчина, а, впрочем, его мало интересуют все эти тонкости чужой жизни.

Разобраться бы со своей.

Прежде чем позвонить, мужчина отряхивает налипший на ботинки снег, достает из полиэтиленового мешка забытую стариками сумку, только после этого старательно вдавливает указательным пальцем неожиданно неподатливую кнопку. В тишине парадной звонок звучит неестественно громко. Мужчина невольно отдергивает руку, отчего трель звонка получается отрывистой и невнятной, однако звонок услышан, и через минуту за дерью раздаются шаркаюшие шаги.

- Кто? – глазка на дверях нет, для жителей этого мрачного подъезда глазок непозволительная роскошь, и нежданного гостя здесь определяют по голосу. Даже услышав ответ, старушенция медлит, и мужчине приходится повторить, что это Алексей, что он привез забытую сумку и что обещал заехать в семь часов.

- Вот именно. А сейчас половина восьмого, - голос старушенции звучит недовольно, в нем нет ни капли любезности, которую расточали старики у них в гостях. Внезапная перемена неприятна мужчине, возможно, он сделал большую ошибку, не послушавшись жены и не договорившись передать сумку где-нибудь в метро. Но с другой стороны, он даже рад нелюбезной встрече, теперь, в случае чего ему будет гораздо легче задать те вопросы, которые вертелись у него на языке.

- Значит, вы привезли мою сумочку? – тем временем шамкают за двернью.

- Да. Извините, что опоздал. До вас трудно добираться, - мужчина старается говорить погромче, ему кажется, старики немного глуховаты, недаром они повесили у двери такой пронзительный и резкий звонок.

 

4.

Дверь открывется, и запах кислятины точас шибает мужчине в нос.

Милена права. Здесь отвратительно пахнет. В этом доме так отвратительно пахнет, что мужчина едва удерживается, чтобы не выскочить обратно на лестницу и не попрощаться со стариками прежде, чем те успеют что-либо сказать. Однако уже поздно, его хватают за руку, втягивают в узенький коридорчик, указывают на большой деревянный сундук.

«Садитесь, не стесняйтесь», - воркует старушенция, демонстрируя мужчине очаровательную вставную челюсть, которая, еще немного, и выпрыгнет изо рта. «Вы очень любезный молодой человек», - на лице старущенции слащавая улыбка. Такое ощущение, что небольшая заминка с открыванием дверей вызвана тем, что старуха никак не могла отыскать эту слащавую улыбку, а потом, обнаружив ее под в пыли под кроватью, с трудом натянула на раскисшее лицо. «Простите, сегодня такая плохая погода, я жутко реагирую на погоду, не пугайтесь, я знаю, когда я со сна, меня боится даже моя собственная кошка», - бормочет старуха, помогая мужчине раздеться. Как будто он сам не в состоянии снять пальто и повесить его на вешалку, забитую всевозмолжным хламом от старых, еще советского покроя, курток до вполне современногог кожаного пальто. «Чаю?» - Она выглядит ужасно. Вставленная наспех вставная челюсть, подернутые мутной поволокой глаза, бегающий взгляд. Ее серая бесформенная кофта расстегнута, из под кофты торчит сбившийся на бок драный лифчик. Заметив, что гость стыдливо отводит глаза, Антонина Федоровна неторопливо застегивает пару пуговиц, поворачивается туда, где, по ее мнению, должен находиться провинившийся муж:

- Может быть мы предложим гостю что-нибудь выпить?

- Не надо, - мужчина торопливо машет руками, задевая стоящую за сундуком швабру, отчего та с грохотом валится на пол, - не надо, я вполне обойдусь чаем, - повторяет мужчина, прекрасно представляя, какого качества здесь водится выпивка. Ему не улыбается пить дешевую водку или, чего доброго, пойло, которое только по недоразумению окрестили таким звучным названием, как портвейн.

- Коньяк, бренди? Яичный ликер? - Игнатитий Степанович появляется из комнаты, подтянутый, моложавый, в идеально отутюженных брюках и новенькой джинсовой рубашке, являя собой полную противоположность жене. «Такое ощущение, что они поменялись местами», - неожиданно приходит в голову мужчине. Еще недавно все было наоборот, и у них в гостях старый вампир выглядел бледной тенью самого себя, тогда, как его размякшая супруга являла образец подтянутой и совсем еще не старой женщины.

- Игнатий, – недовльно кривится старуха, - я тебе уже сколько раз повторяла? Яичный ликер предлагают дамам. А молодому человеку нужно что-нибудь покрепче. И не такое сладкое. Впрочем, ты можешь принести ликер, я с удовольствием выпью рюмочку.  На бруденшафт, - пожевав губами и поправив пальцем вставную челюсть насмешливо добавляет она, и мужчину едва не передргивает от отвращения.

- Сюда, - церемонно открывает еще одну дверь хозяин.

В гостинной, а эта комната явно претендует на то, чтобы называться гостинной, царит все таже убогость, что и везде. Середину комнаты загромождает старинный дубовый стол, часть окна закрывает огромный платяной шкаф, на занавесках еще висят остатки серпантина. Обшарпанные обои давно выцвели, их некода красный цвет превратился в бледно-розовый, а желтые цветы, которые по замыслу изготовителей обоев были ромашками и, судя по всему, должны были придавать обстановке цветущий вид, утратили всю свою свежесть и теперь понуро теряли лепесток за лепестком.

- Я ненадолго, - мужчина садится на первый попавшийся стул.

- Не беспокойтесь, Игнатий починил машину, если вы не возражаете, он довезет вас до ближайшего метро, - шамкает старуха, расставляя на столе маленькие хрустальные рюмки, - вы не представляете, как мы вам благодарны. В нашем возрасте трудно раставаться с вещами. Эту сумочку мне подарил мой покойный начальник. Если не ошибаюсь, это было в восьмидесятом. Я работала в отделе снабжения, и наша столовая считалась лучшей в области. Мы даже выиграли какой-то конкурс, Игнатий, ты не помнишь? - Антонина Федоровна поворачивается к мужу, и тот послушно, как китайский болванчик кивает головой.

- Может быть, беленькой? - старуха настойчива, но еще хуже то, что мужчина почти физически ощущает напряжение, которое повисло в воздухе и которое никак не желает развеиваться, несмотря на всю любезность хозяйки. Неужели это все из-за того, что он опоздал на какие-то полчаса? Немного расслабившись и привыкнув к обстановке, мужчина еще раз осматривает комнату. Если быть внимательным и не пропускать мелочей, взгляд обязательно зацепиться за что-нибудь важное.

Стараясь не слишком выпячивать свое любопытство, мужчина осторожно скользит взглядом вдоль стен. Платяной шкаф, секретер, обшарапенные стулья, один из которых поскрипывает при каждом движении мужчины и того и гляди развалится прямо под ним, старенький телевизор на тумбочке из красного дерева, такие продавали лет двадцать тому назад. В углу, напротив телевизора, притулилось ободранное кресло. Ободранное кресло с ободранными подлокотниками, старательно прикрытое матерчатым пледом. Ничего необычного, но мужчина почему-то испытывает странное беспойство.

В этой комнате что-то не так.

Ему наливают настойку, лишь после этого старики церемонно усаживаются за стол.

- Ну, рассказывакйте, - ни к селу ни к городу брякает добродушный Игнатий Счтепанович и тут же замолкает, испуганно уставившись на жену. Физиономия старушенции каменеет, от слащавой улыбки не остается и следа. У старухи жесткий, как наждачная бумага, взгляд и неприятный прищур, от которого мужчине становится не по себе. По морщинистому лицу хозяйки можно изучать географию. Оно похоже на автомобильный атлас, сплошь испещренный бесконечными линями шоссеек и и проселочных дорог.

- Игнатий, тебе не кажется, что ты смущаешь молодого человека, - сердито ворчит старуха, сопровождая свое замечание странным хрипом, наверное оттого, что она умудряется произносить слова практически не открывая рта, - молодой человек только вошел, а ты уже пристаешь с разговорами. Неужели ты не понмаешь, что юноша даже не понимает, что ты имеешь ввиду.

- А что? Я ничего.., – смущенно бормочет Игнатий Степанович, затравленно озираясь по сторонам.

- Бедняга. Всегда бежит впереди паровоза, - многозначительоно кивая на мужа, бормочет старуха. Последнее замечание явно предназначается мужчине. Хотя он не понимает, к чему вся эта странная многозначительность и какого именно рассказа ждал от него Игнатий, который окончательно утратил моложавый вид и за одно мгновение постарел лет на двадцать. Удивительно, как действуют на некоторых людей собственные жены. Пускай даже со вставной челюстью во рту.

Мужчине жарко.

Влажная рубашка упрямо липнет к животу, по спине стекают реки холодного пота.

В комнате нестерпимая духота, спертый воздух комом встает в горле, хочется прокашляться, вдохнуть свежего воздуха, открыть нараспашку форточку или окно. Форточка в доме есть и даже большая, но на ней висит цветочный горшок с чахлым кустиком герани, она заклеена вощеной бумагой, и мужчина с раздражением думает о том, что впервые в жизни видит людей, которые бояться свежего воздуха и способны выживать в такой нечеловеческой духоте.

Недаром, Милена так не хотела отпускать сюда мужчину, недаром в какой-то момент она колебалась и едва не притащила с кухни головку чеснока. Эти чертовы старики действительно похожи на вампиров. У них странная манера выражаться, у них отвратительный запах, а теперь еще выясняется, что они боятся свежего воздуха, а из всех электричеких лампочек в доме предпочитают самую тусклую, ту, что горит в торшере, а не те четыре, которые уже покрылись пылью в старенькой люстре под потолком.

- У вас очень мило, - понимая, что его молчание затянулось, не к месту бормочет мужчина. Ему кажется, он во чтобы то ни стало обязан поддерживать разговор. Напряженная тишина действует на нервы. Такое ощущение, что от него чего-то ждут, и случайно оброненная Игнатием фраза имеет под собой гораздо более глубокий смысл, нежели чем преполагал поначалу мужчина.

- Не торопитесь, хорошенько подумайте, - придвигая к нему вазочку с конфетами, со значением замечает старуха и снова зыркает на смущенного старичка, - а то некоторым не терпится, им видите ли неймется узнать, так сказать во всех подробностях, а человеку сначало надобно выпить…

- Ну, это не обязательно, - косится на рюмку мужчина.

- Знаю я вас, - игриво грозит пальчиком старуха. Ее взгляд помягчел, уже ничего не напоминает о том, что он способен наждаком проходить по лицам, и, хотя слащавая улыбка вновь потерялась в складках ее поблекших, морщинистых губ, старущенция всячески демонстрирует свое дружелюбие, - Игнатий, молодго человека смущает закуска. Я же тебе говорила? Шоколадными конфетами водку никто не закусывает. Ты не мог бы сходить на кухню? Думаю, соленые огурчики будут в самый раз.

Ее просьба равносильна приказу. Вздохнув, несчастный Игнатий обреченно плетется из комнаты.

- Он совсем потерял хватку, - заговорщицки шепчет старуха, - мне кажется, он плохо понимает, что говорит. В свое время Игнатий служил водителем у большого начальника. Мы познакомились с ним в Большом театре. Он привез туда своего визави, - гнусаво, на французский манер произносит старуха, - а потом наступил мне на ногу. В театральном буфете, представляете? Он был таким очаровательным кавалером. И пользовался всеми привиллегиями. Жаль, что его сняли с работы, - неожиданно расчуствовавшись, вздыхает старушенция, - такое ощущение, что это было совсем в другой жизни. Вам интетересно?

У нее отвратительно пахнет изо рта.

- Если честно, я пришел к вам по делу, - чуть отодвигается в сторону мужчина.

- Не торопитесь, - старушенция жестом останавливает его, - подумайте хорошенько. Мне кажется вы переигрываете. У себя дома вы выглядели естественнее. Сказать по правде, вы меня удивили. А, впрочем, люди такие странные существа, - вздыхает хозяйка, хитро поглядывая на мужчину, - честно говоря, когда вы любезно согласились привезти мою сумочку, это был как глоток свежего воздуха. Столько лет неизвестности, и вдруг на тебе, наш таинственный мистер Икс готов наведаться в гости…

- Таинственный? – мужчина смотрит на старуху с недоумением. От волнения у него потеют подмышки. Жара в комнате становится невыносимой, - не понимаю, - невнятно бормочет мужчина, испытывая отращение к себе, к этому ужасному дому, к отвратительному напитку в рюмке, от которого пахнет спиртом и затхлыми ягодами и который скорее всего ему придется выпить, хотя бы для того, чтобы хоть немного прочистить мозги, - простите, но у меня очень мало времени, - настаивает он, - я обещал Милене…

- Ваша жена, очень милая девушка, - с улыбкой замечает старуха.

- Да, она очень милая, - торопливо соглашается мужчина. Ему не терпится перейти к сути дела, и, наконец, задать те вопросы, ради которых он тащился в такую даль.

- И очень ревнивая, - не унимается хозяйка. Она придвигает мужчине хрустальную вазу с печеньем, как бы невзначай касается его рукава крючковатым пальцем, - молодой человек, вы совсем не разбираетесь в женщинах. В вашем возрасте это непростительно. В конце концов, вы уже не мальчик. Вы знаете, что ваша драгоценная супруга подозревает вас в ужасных гнусностях, что она называет вас мерзавцем и обманщиком, что она готова в любую минуту подать на развод?

Мужчина вздрагивает.

- Что?

- Только не делайте вид, что пропустили мое замечание мимо ушей, - сухо замечает старуха.

Все это странно. Очень странно.

- Полагаю, вы пришли сюда из-за писем?

Ему не надо ничего говорить. Такое ощущение, что все в этом доме уже сказано до него.

Мужчина вытирает салфеткой вспотевшее лицо.

- Не надо так волноваться, - ее кослявые пальцы ложатся ему на ладонь, - я понимаю, что все это очень неприятно, но ваша супруга устроила истерику и обвиняла вас черт знает в чем. Полагаю, нам следовало ее выгнать. Но у Игнатия доброе сердце. Он уговорил меня дать ей успокоительное и даже предложил вашей супруге прилечь. Потом она вела себя намного приличней…

- Тома, молодого человека не интересуют подробности. - Игнатий, пыхтя, водружет на стол огромную заплесневелую банку, на дне которой, словно дохлые рыбки, плавают непонятного цвета огурцы. Его круглое, добродушное лицо не выражает никаких эмоций, - скажи ему, что мы не посылали никаких писем, что у тебя аллергия на письма, с тех самых пор, как меня уволили с работы, потому что какому-то недоноску вздумалось написать на меня в ЦК…

- Ты думаешь, это его успокоит?

- Какая разница? – Игнатий пожимает плечами с таким видом, словно ему наступили на больную мозоль, - разумеется, это его не успокоит. Но молодому человеку нужен конретный ответ.

- Хорошо, если тебе так хочется, я скажу ему нет, - ворчит старушенция.

Они разговаривают между собой, совершенно забыв о мужчине, который неприкаянно сидит на шатающемся стуле, не понимая, куда он попал. От пространных намеков кружится голова. Не зная, что делать и что сказать, он решительно тянется к рюмке, поморщившись, опрокидывает ее содержимое в рот. К его удивлению, напиток оказывается вполне терпимым, разве что слишком крепким, горячая волна обжигает гортань, стремительно проваливается в пустой желудок, вгрызается в слизистую, напоминая мужчине о том, что подобные эксперименты с желудком могут разбудить застарелый гастрит.

- А вот это по-нашему, - вдруг оживившись, довольно потирает руки Игнатий, - сразу видно, что вам полегчало. Ну, и что скажете? Хорошо? Смею заметить, когда-то вы собирались взять у меня рецепт…

- Господи, неужели вы совсем ничего не помните? – раздраженно замечает старушенция.

- Закусите огручиком, - Игнатий Степанович выуживает огурец двумя пальцами, с такой ловкостью, что кажется, будто он сам прыгает ему в руки, - непременно закусите огручиком. В этом году у меня получился восхитительный рассол…

 

5.

 

Гулко стучит сердце.

- Вот наша Танечка. Маленькая, с косичками, - костлявый палец старухи водит по старому глянцу. Альбом с фотографиями она положила себе на колени. Чтобы увидеть снимок, мужчине приходится чуть наклониться вперед, в очередной раз ощутив удушающий аромат старого тела, - хорошенькая, не правда ли? Игнатий, ты помнишь? Когда ей исполнилось два годика, мы подарили Танечке платье. Розовое, с оборочками. Она была похожа на принцессу. А потом поехала в нем за дачу….

- Тома! – повышает голос хозяин дома, - еще немного, и молодой человек умрет со скуки. Достань другой альбом, и покажи ему, как выглядела Танюшка в школе. Может быть он вспомнит. А, впрочем, не думаю. Ее всегда считали дурнушкой, и у нее никогда не было ухажеров. Разве что этот, прыщавый, он вечно списывал у Татьяны домашние задания. Вряд ли можно назвать его ухажером, но…

- Много ты понимаешь, - недовольно ворчит старушенция, - мальчики так странно относятся к девочкам. И потом откуда ты знаешь, может быть он был двоечником именно из-за нее?

- А что? На безрыбье и рак – рыба, - философски замечает Игнатий Степанович.

- Вы так ничего и не вспомнили? – вкрадчиво интересуется хозяйка.

Мужчина рановдушно разглядывает пожелтевшие снимки. Вот маленькая девочка Таня играет в песочнице, вот ее ведут за руку в зоопарк, Танечка капризничает и по ее до ужаса некрасивому лицу текут слезы. Вот Танечка сфотографировалась с медведем, и несчастный мишка, испугавшись громкого рева, отчаянно рвется с поводка. «На редкость несимпатичная девица, - думает мужчина, - а, впрочем сколько ей на этих снимках? Восемь? Девять? В этом возрасте почти все девочки выглядят дурнушками, и она, разумеется, не исключение. Интересно, они показывали эти фотографии и Милене?» - мужчина искоса посматривает на старушенцию, пытаясь понять, какой собственно реакции ждет от него старая карга.

Господи, неужели она считает, он может что-то вспомнить? Но что?

- Дальше? – чтобы лучше видеть, старушенция нацепила на нос очки. Она смотрит поверх очков на мужчину, в очередной раз цепляет костлявыми пальцами его локоть, - вот, взгляните, Танечка просто очаровашка. Я всегда говорила, что нашей дочери нужно ходить в красном. Это красное платье Игнатий привез из-за границы, в то время его еще не уволили, и иногда разрешали отдохнуть где-нибудь в Карловых Варах, а однажды он даже ездил в Париж.

- На два дня, - меланхолично уточняет Игнатий.

- Какая разница? Ты сказал, что купил это платье на Елисейских Полях.

- Вообще-то я купил его на распродаже. Это было рядом с вокзалом, там было чертовски много народа, и у меня жутко рябило в глазах. Сами знаете, в то время мы не были избалованы изобилием, - подмигивает он к мужчине, - я отдал за него двадцать франков. Мне сделали скидку. Они спросили, откуда я приехал, узнали, что из Советского Союза, и тогда они засмеялись и сказали, что красный цвет это цвет революции, и предложили мне это платье. Кстати, это были мои последние деньги…

Мужчина тяжело дышит, он расстегивает верхнюю пуговицу, выудив из вазочки очередную салфкетку, вытирает выступившую на лбу испарину. У него странное чувство. Хотя он провел в обществе стариков не более получаса, ему кажется, что он сидит на этом неудобном стуле по меньшей мере сутки, а может быть даже целую вечность, еще немного, и чтобы поскорее убраться отсюда, он будет готов признать что угодно. Что он вспомнил. Что он мерзавец и скотина. Что эта жутко несимпатичная девица, лицо которой настолько невыразительно, что его невозможно запомнить даже на минуту, и впрямь когда-то была его женой.

- Вспомнили?

Кто это спросил? Старушенция? Игнатий Степанович?

- Нет, - мужчина выразительно мотает головой. Господи, почему бы им не спросить обо всем прямо? Вы бывший муж нашей дочери? Нет. Вы тот самый мерзавец, который бросил нашу замечательную Танечку, и оставил ее одну с двумя детьми? Нет. Вы идиот? Сумасшедший? А может быть вы упали с третьего этажа, и у вас отшибло память? Вам надо показаться врачу. Да, они скажут, что ему обязательно надо показаться врачу. И что он им ответит? Что он абсолютно здоров? Что он никогда не падал и не разбивал голову? Что это издевательство надо прекращать, а иначе он обратится в милицию, потому что какие-то совершенно незнакомые люди возомнили себя его родственниками?

- Вам плохо? – заботливо спрашивает старушнеция, переворачивая страницу.

- Душно, - кивает мужчина на закрытую форточку, уже не надеясь, что ему суждено вдохнуть свежего воздуха, - простите, но у меня немного кружится голова. Здесь нечем дышать…

Страница перевернута. Ему снова тычут пальцем в альбом:

- Андрюшенька. Внук. Милый мальчик. И очень таланливый. Но настоящее чудо это Ксюша. В пять лет наша Ксюшенька выучила таблицу умножения. А в девять ездила на олимпиаду по математике и сыграла главную роль в школьном спектакле. Татьяна сшила ей замечательное платье…

- Ваши внуки живут у мамы? – перебивает мужчина.

- Да, конечно. Разумеется, внуки живут у мамы. Молодой человек, если вы думаете, что моя дочь не в состоянии обойтись без мужа, вы глубоко заблуждаетесь. Хотя, разумеется, ваши деньги большое подспорье. Знаете, если бы не ваше упорное нежелание признавать собственную родню, ваше поведение можно было бы назвать благородным…

Деньги?!  Мужчина растерян. Он нервно встает со стула, прохаживается по комнате, останавливается возле окна. Отдернув занавеску, мужчина смотрит во двор, разглядывая знакомую чугунную решетку, благодаря которой когда-то напала на след старых вампиров так нелепо погибшая Ирма. Интересно, успела она побывать в этой душной квартире, или погибла прежде? Почему-то это кажется важным.

- Хотите сказать, я плачу вашей дочери алименты? – сухо интересуется мужчина.

- И вам не надоело притворяться? – укоризненно поглядывает на него Игнатий Степанович, - простите, но в эту квартру с Танечкой приходили именно вы.

- Игнатий, скажи молодому человеку, что мы сделали перестановку.

- Вы не очень-то баловали нас своим присутствием. Но зато никогда не приходили без подарков. Однажды вы привезли Антонине швейную машинку. Вы сказали, это немецкая фирма, и что это последняя модель. За восемь лет она ни разу не сломалась. Хотите взглянуть?

 

6.

 

Мужчина возвращается в двенадцатом часу ночи. Милена встречает его в дверях.

- Еще немного, и я бы начала обзванивать морги, - она ласково теребит его волосы, взъерошивает их на затылке. Затем, словно не веря своим глазам и желая убедиться, что перед ней именно тот, кого она так ждала, Милена осторожно ощупывает его заросшую свежей щетиной щеку, ведет приятно пахнущим ночныма кремом пальчиком по его переносице, подбородку, губам, - господи, я чуть с ума не сошла!

На кухне она тоже не сводит с него глаз.

- Я слышала, в переходном возрасте мужчины становятся непредсказуемыми. Например, некоторые вдруг решают, что они ничего не добились и кончают жизнь самоубийством. А другие бросают все и уезжают на край света. У одной женщины в женской консультации, муж начал рисовать картины маслом и сделался знаменитым художником. Но так получается не всегда. А иногда они начинают пить…

- Ты это к тому, что от меня пахнет спирным? – он ловит ее пухлый пальчик в свои руки, ласково целует длинные наманикюренные ноготки, - милая, я не собираюсь становиться знаменитым художником и уж тем более кончать жизнь самоубийством. Я доволен своей жизнью, мне нравится моя работа, нравиться весь день валяться на диване, нравится, что у меня такая беспокойная, вечно чего-то пугающаяся жена…

- Не подлизывайся, - она выдергивает руку, встает с коленок, - ты пил какую-то гадость. Ты не представляешь, какой мерзостью несет у тебя изо рта.

- Это самогонка, - усмехается мужчина, - обыкновенная самогонка. Правда, вампиры ее называют настойкой, там и впрямь было ужасно много сахара, но от этого не легче. Я думал, еще одна рюмка, и мне придется ехать домой на скорой. Но как видишь, теперь все в порядке, и если ты дашь мне таблетку аспирина, через полчаса я буду как огурчик.

- Они тебя мучали?

Она внимательно смотрит ему в глаза.

- Да, они приковали меня наручниками к дивану, а потом изнасиловали, - усмехается мужчина, - послушай, не задавай глупых вопросов. Там просто отвратительно пахнет и к тому же жуткая духота.

- Бедняжка, - Милена корчит милую рожицу, - Ты все-таки полез к ним с разговорами? Ты спрашивал их об этой ужасной женщине? Ну, и что они тебе сказали? Что они ничего не знают? Что они и понятия не имеют, кто она?

- Они поблагодарили за сумочку.

- Поблагодарили за сумочку? И всё?

- Да, - он смотрит куда-то в стену, - все вышло ужасно глупо. Ты была права. Эти вампиры действительно отвратительные типы, у них в доме жутко воняет капустой, а на кухне у них стоят огромные трехлитровые банки. И, знаешь, мне кажется они держат там человеческую кровь…

- Ну вот, ты снова хочешь меня напугать, - смеется Милена, принимая его нежелание говорить всерьез.

- Я хочу совсем другого, - шепчет в ответ мужчина, - но для этого ты дожна выключить сковородку. Иначе мы спалим всю плиту…

Она вспоминает самое главное уже в постели.

Мужчина уже дремлет, когда Милена вдруг решительно толкает его в бок:

- Извини, совсем забыла тебе сказать. Пока тебя не было, звонил твой Смирнов Он нашел человека, с которым тебе обязательно нужно поговорить...

Часть четвертая

 

1.

 

Все гораздо хуже, чем можно было представить.

Встреча назначена в маленьком ресторанчике на Лиговке.

Выбравшись из маршрутки, мужчина сразу замечает нескладную фигуру приятеля в темном драповом пальто. Под мышкой приятеля нелепо торчит «Спорт-Эксперес». Сегодня тот без машины – его старенькая мазда не заводится когда на улице минус двадцать. Николай любит одеваться со вкусом, однако как бы он не старался выглядеть помодней, его длинные руки вечно вылезают из которотких рукавов стандартной ожеды, отчего всем окружающим вечно кажется, будто он носит одеду с чужого плеча. Без машины он чувствует себя неуютно. Есть люди, которые не могут жить без своего железного друга. Они - большие рачки отшельники, и всегда таскают свой домик с собой.

Смирнов как раз из таких.

От глаз приятеля мужчину скрывает рекламный плакат. Смирнов в очередной раз нетерпеливо озирается по сторонам, нелепо размахивает руками, растирает замерзшие щеки своим длиннющим шарфом. Если забыть о коротких рукавах, в своем корчиневом пальто он напоминает мужчине шпиона из старых советских фильмов. Для полноты картины не хватает лишь шляпы, - вместо нее на голове Николая смешно притулилась шапочка американского безработного, и черных очков, которые, впрочем, с успехом заменяют аккуратно подстриженные усики, словно приклеенные к его верхней губе.

- Привет…

Рука у приятеля теплая и мягкая, такое ощущение, что он только что распарил ее под горячей водой. Немного странно, что у человека торчащего на морозе добрых двадцать минут могут быть такие руки, думает мужчина. Рукопожатие нетвердо, это лишь легкое, чуть виноватое касание, после чего Колька торопливо прячет руку в карман. Двадцать минут на морозе. Без перчаток.

- Какого черта ты опоздал? Уже половина четвертого, - укоризненно говорит приятель, и зачем-то сует свою новехонькую газету в мусорное ведро, - между прочим, ты мог бы приехать и пораньше. Тебя задержала Милена? К твоему сведению, я торчу тут уже целых полчаса…

- Он там? – кивает мужчина на блеклую вывеску ресторана.

- Там. Приехал десять минут назад, - Смирнов старательно отряхивает пальто от снега, указывает на припаркованный у дверей черную волгу, - приехал тютелька в тютельку. Один. Минут пять проторчал в машине, разговаривал по мобильному. Потом забрал с заднего сидения толстую папку,  долго рассматривал какие-то бумаги. Я стоял поблизости, делал вид, что читаю газету. Нужно к нему присмотреться. Вчера по телефону он наговрил мне черт знает что…

Холодно.

- Имей ввиду, он настроен решительно, - понизив голос до шепота, заявляет приятель.

Падает снег. Водителю черной волги скучно, он уткнулся в толстые детектив. Мужчина бросает торопливый взгляд в салон, замечает лежащие на переднем сидении перчатки неведомого ему Дмитрия Михайловича, иллюстрированный журнал с роскошным лимузином на обложке, красивый позолоченный портсигар с вензелем, по одному взгляду на который можно понять, что услуги Дмитрия Михайловича недешевы, а то, что он ездит на обыкновенной волге еще ни о чем не говорит.

- Странный тип, - нервно замечает приятель.

 

2.

 

В ресторане громко играет джаз. Скорее всего этот ресторан выбрал сам Смирнов - он является большим поклонником джаза и на дух не переносит попсу. Раздевшись в небольшом гардеробчике у входа, мужчина забегает в туалет вымыть руки, долго плещет холодной водой в лицо. Неожиданно мужчину начинает бить нервная дрожь. «Это деловые переговоры, - старательно убеждает он себя, - это всего лишь деловые переговоры, и неважно, что на этот раз мне придется обсуждать не продажу очередной партии женских колготок, а претензии к качеству предлагаемого товара. То бишь меня». Последняя мысль немного забавляет его, он вытирает лицо салфеткой, старательно причесывает волосы, сравнение себя с некачественным товаром сразу придает происходящему ту необходимую легкость, которая позволяет мужчине собраться с духом и даже улыбнуться. «Ничего у нее не получится», - злорадно думает он.

Их место – пятый столик у окна. Там, где растет фикус, поясняет молоденький, похожий на девушку белобрысый официантик, вы ведь сделали заказ заранее, верно?

- Да, - солидно кивает Смирнов, - у нас заказ на четыре. Столик номер семнадцать…

- Вас ждут, - официантик ловко перехватывает поднос из одной руки в другую, указывает на одиноко сидящего у окна мужчину в сером пиджаке, - простите, но этот джентельмен очень настаивал, чтобы мы поменяли столик, он сказал, что заказанный столик стоит слишком близко к сцене, и ему не хотелось орать на весь зал. Надеюсь, вы не возражаете?

- Нет, - сухо отвечает за приятеля мужчина.

Ему жарко.

Проходя между столиков, он расстегивает пиджак, ослабляет галстук, растегивает верхнюю пуговичку на рубашке. Его нелюбовь к костюмам известна всем, даже на деловые встречи он ходит в джемпере, но Милена очень хотела, чтобы он выглядел презентабельно, она так и сказала, презентабельно, и он подумал, что это самое меньшее, что он может для нее сделать в такой трудный для обоих день.

В зале царит полумгла.

Темная сцена посреди зала пустует, сегодня здесь нет живой музыки, поясняет Смирнов, вдоль стен небольшого полукруглого зальчика тускло светят немногочисленные бра. Несколько столиков у стены дополнительно освещены небольшими настольными зампами, сделанными под старину, с широкими зелеными абажурами, и их мягкий зеленый свет приятно ласкает взгляд.

Здесь вообще любят зелень. Едва ли не у каждого столика поставлена кадка с экзотическим растением или цветком, спинки стулеьв обиты зеленым бархатом, на столах, словно лужайки, аккуарно разложены зеленые скатерти. «Не удивлюсь, если в соседнем зале можно будет сыграть в бильярд», - равнодушно думает мужчина. Посетителей в ресторане немного. Две пожилые пары у самой сцены, несколько торопливо жующих молодых людей в белых рубашках и черных галстуках, скорее всего мелкие менеджеры, работающие по соседству, стайка молоденьких девчушек с фужерами шампансого в руках.

Дмитрий Михайлович встречает мужчину легким кивком головы.

Это щуплый, аккуратно упакованный в серый пиджак мужчина, предпочитающий широкие, полосатые галстуки, которые никак не вяжутся с его худым заостренным лицом, с редкими рыжими волосиками и большой залысиной на макушке, которую он старательно прячет под длинными прядями волос. Адвокат похож на хорька. Его бегающие глазки неприятно сверлят мужчину гасквозь. При этом он все время норовит повернуть голову боком, отчего создается стойкое ощущение, что у Дмитрия Михайловича, либо свернута шея, либо он где-то основательно простыл.

Мужчина тоже предпочитает обойтись без рукопожатий. В конце концов, он не обязан протягивать руку каждому, кто встречается на его пути. Мужчина пристравивается на стуле напротив. Снимает пиджак, вешает его на спинку, мельком замечая, как похожий на хорька адвокат внимательно изучает каждое его движение, словно хочет запомнить мужчину на всю жизнь. «Сравнивает с очередной фотографией?» - невольно прниходит в голову мужчине в то время как над столиком повисает гнетущая тишина.

- Ну, и что у нас на завтрак? - Обстановку разряжает Николай. Он любит покушать, и сейчас, несмотря на всю странность этой встречи, его больше всего занимает возможность как следует перекусить.

- На завтрак? Вы называете это завтраком?

Хорек удивленно приподнимает рыжие кустики бровей. Усмехнувшись, кивает на стоящую посреди столика пузатую бутылку коллекционного «Мерло» - он уже распорядился и надеется, что его собеседники не будут возражать, если их деловая беседа будет слегка разбавлена хорошим вином, - дело достаточно щекотливое, - усмехнувшись добавляет он, - и без ста грамм тут не обойтись.

Никто не возражает.

Вино разливается по фужерам. Иннокентий выясняет у подошедшего к столику официанта, какая закуска предлагается к красному вину, мужчина хмуро поглядывает на лежащую по правую руку от Дмитрия Михайловича синюю папку, которую тот предусмотрительно придерживает рукой.

- Боитесь, я ее украду? – усмехается мужчина.

- Привычка, - Дмитрий Михайлович все понимает с полуслова, - надеюсь, вы цивилизованный человек и не будете устраивать ненужных истерик, но я обязан соблюдать известные меры предосторожности. Простите, но в нашем деле бывает всякое. Однажды у меня пытались выкрасть бумаги прямо из офиса. А в прошлом году мне подменили одну малюсенькую справочку. После чего пытались шантажировать и дважды избили в парадной собственного дома. С тех пор я не доверяю никому. Начнем?

Мужчина пожимает плечами.

 

3.

 

- Итак, вы – Юровский, Алексей Владимирович. Вы не алкоголик, не наркоман, не стоите на учете в неврологическом диспансере, у вас нету хронических болезней, у вас никогда не было проблем с правоохранительными органами, и, судя по тому, как вас характеризуют коллеги по работе вы не склонны к ненужным фантазиям, а предпочитаете здоровый прагматизм, - с улыбкой перечисляет Дмитрий Михайлович, не забывая приклыдваться к салату, - как видите, я прекрасно представляю, с кем имею дело…

Это забавно. Мужчина кладет перед собой пачку сигарет.

- В этом нету никакого криминала, - с улыбкой говорит он.

- Разумеется, - вежливо улыбается адвокат, - более того. Я склонен считать вас порядочным человеком, и постарался убедить мою клиентку, что нам не следует впадать в крайности. И именно поэтому, мы предпочитаем решать проблему, так сказать, частным образом, и не доводить дело до суда…

- Даже так?

- Разумеется, все это исключительно в наших интересах, - Дмитрий Михайлович решительно наливает себе полный бокал, делает несколько торопливых глотков. - Если вы желаете действовать в рамках стандартной процедуры, то с моей стороны не будет никаких возражений…

Глаза Смирнова похожи на большие блюдца.

- Нет, пожалуй, лучше решать проблему частным образом, - усмехается мужчина.

- В таком случае все может существенно упроститься, - рука Дмитрия Михайловича снова ложится на синюю папку, - я понимаю, что вы давно простились со своим прошлым, и даже пошли на серьезные финансовые потери, но с другой стороны, ваше нежелание признавать очевидное наносит моей клиентке серьезный моральный ущерб…

- И что мне слебует сделать? Признать себя ее мужем? – усмехается мужчина.

- Вы должны дать вашей супруге развод, - мило улыбается Дмитрий Михайлович, и над стологм водружается гнетущая тишина.

- Развод? – наконец, приходит в себя мужчина.

- Вас смущает постановка вопроса? Простите, но ваша супруга дала мне понять, что намерена обрести свободу, и ее не устраивают полумеры, - поглаживая бокал указательным пальцем, Дмитрий Михайлович искоса поглядывает на выпучившего глаза Смирнова, - конечно, мне следовало позвонить вам лично. Но учитывая ваше нынешнее положение. Новый дом, новая семья  Беременная женщина, которая наверняка начнет задавать вопросы. Зачем? Как видите, мы достаточно щепетильны. В отличии от Вас, - улыбается Дмитрий Михайлович, - я уже объяснял вашему другу, что с моей стороны нет и не может быть никакой предвзятости, но, сами понимаете, я был немного шокирован, когда узнал, что вы не желаете признавать свою законную супругу, и что еще печальнее, собственных детей. Еще раз простите, если мой вопрос покажется вам выходящим за рамки моей компетенции, но…

Он вежлив. Он отвратительно вежлив.

- Можете спрашивать, не стесняйтесь, - нервно улыбается мужчина.

- У вас есть доказательства? – Дмитрий Михайлович говорит это шепотом, привстав со стула и наклонившись над зеленой лужайкой скатерти, - вы можете доказать, что не были женаты на моей клиентке? Что никогда не видели этой женщины? Что ваши совместно нгажитые дети лишь плод ее больной фантазии и не более того?

Доказательства? Мужчина отпивает глоток вина. Ставит бокал перед собой. У него дрожат руки.

- Вы полагаете, нужны какие-то доказательства?

- Разумеется. В противном случае, моя клиентка легко докажет обратное. Хочу вас огорчить, но была проведена серьезная предварительная работа. Желаете ознакомится?

- Да, - сухо кивает мужчина.

- Разумная постановка вопроса, - Дмитрий Михайлович подмигивает, ловким движением выуживает из папки кипу бумаг, придвигает их на другой конец стола, - читайте. Клиентка позволила мне ознакомить вас с деталями дела. Хотя лично я настаивал, чтобы вы не получали никакого доступа к документам, по крайней мере до выяснения вашей позиции касательно развода. Алексей Владимирович, ваша жена восхитительтная женщина и готова пойти на любые уступки…

- Что это? – перебивает мужчина.

В его руках какая-то справка. Размашистые подписи. Немного размытая лиловая печать.

- Копия свидетельсва о браке, выдана двенадцатого февраля одна тысяча дветьсот девяносто второго года. Имеются подписи двух свидетелей, и уполномоченного работника районного ЗАГСа, - охотно поясняет ушлый Дмитрий Михайлович, - сделана соотвествующая регистрационная запись, и имеются соотвествующие показания работницы ЗАГСа Игнатьевой Аллы Борисовны…

- Это невозможно…

- Будете настаивать на экспертизе?

- Это не мой почерк, - палец мужчины задерживается на подписи.

- Я так и думал, - улыбается адвокат, - знаете, а ведь в моей практике случалось всякое. Но, чтобы человек с таким упрямством отрицал свое прошлое... Может быть вас заинтересует вот это? - Дмитрий Михайлович выуживает из стопки очередную бумаженцию, - извольте ознакомиться. Ксерокопия вашего паспорта. Заверена нотариально. Оригинал в настоящее время находится на квартире вашей супруги. Взгляните на соотвествующую страницу. Семейное положение. Регистрация брака. Дата. Имя и фамилия вашей законной жены. Не понимаю, зачем так упорствовать? Она потрясающая женщина. Красивая, интеллигентная, всего достигла сама. Кстати, с двумя высшими образованиями и солидным положенем в обществе. И, господи, как она готовит! Голубчик, позвольте вам дать совет? Не сочтите меня навязчивым, но какая вам собственно разница, любите вы ее или нет? Любовь - это профессия женщин. Мужчине нужна работа, нужно признание в обществе, нужна хорошая машина и красивая любовница. Жена должна быть любящей, а не любимой. Вы меня понимаете?

- Нет, - качает головой мужчина.

Сквозь матерчатый абажур пробивается тонкая ниточка расплавленного металла. Мужчина щурится. Каким бы тусклым не был свет в этом ресторане, он ужасно режет глаза. А может быть это вовсе не свет. Мужчина уже целую минуту держит в руке зажженную сигарету, и та успела сгореть до фильтра, а он еще ни разу не затянулся, настолько завладел его вниманием этот сумасшедший...

- Поедем дальше? – потирает руки Дмитрий Михайлович, - Я знаю, что вчера вечером вы навещали родителей вашей супруги и провели в их квартире не менее часа, кроме того я имею достоверную информацию, что вы оставили моей клиентке приличное содержание, хотя с вашими официальными доходами вы неспособны заплатить и половину этой суммы. Хотите сказать, что деньги брались из воздуха?

Мужчина покашливает. У него першит в горле.

- И много она получала?

- Полторы тысячи евро в месяц.

- Полагаю, деньги приходили по почте?

- Почтовыми переводами. И на всех указан обратный адрес. Ваш…

- Вы не допускаете мысли, что кто-то просто воспользовался моим паспортом?

- Для чего? Для того, чтобы отправить незнакомому человеку около ста пятидесяти тысяч евро?

- Черт, - мужчина невольно хватается за голову, - эта стерва получила сто пятьдесят тысяч?

- В общей сложности. Деньги приходили нерегулярно, - поясняет Дмитрий Михайлович, - кстати, иногда вы присылали более крупные суммы. Например, четыре года назад, накануне Нового года, вашей супруге пришел перевод на двенадцать тысяч пятьсот сорок два доллара. И плюшевый мишка в подарок. Не думайте, что она вам не благодарна. Если бы не ваше ослиное упрямство, у вас была бы самая любящая супруга на свете. Вы и представить не можете, как она к вам относится. К вашему сведению, она не истратила ни копейки. В настоящее время деньги лежат в одном из коммерческих банков. С процентами эта сумма составляет более двухсот тысяч евро. Моя клиентка просила поставить вас в известность, что в случае благополучного разрешения вопроса, вы сможете воспользоваться этими деньгами в полном объеме…

- Двести тысяч? – мужчину бросает в жар. Он даже преставить не может такой суммы. Не говоря уже о том, как можно ей распорядиться. Съездить отдохнуть на Ямайку? Мелочи. Купить новую трехкомнатуную квартиру? Зачем? Ему достаточно и двухкомнатной, и потом это не рационально, слишком мало останется на жизнь. А может быть подарить Милене мерседес?

Нет, это невозможно. Так не бывает.

- Вы получите их наличными. Но разумеется нужно выполнить некоторые условия, - достав из кармана вчетвро сложенный листок, адвокат расправляет его на скатерти, - должен заметить, каждый пункт этого соглашения составлен моей клиенткой лично. В данном случае я зачту вам краткие тезисы, тем более, что вы сможете уточнить детали вашего бракоразводного соглашения при личной встрече.

- Я не желаю этого слушать, - решительно встает из-за стола мужчина.

- Вам не нужны деньги? – прищуривается адвокат, и мужчина снова опускается на стул. Дело не в деньгах. Ему просто интересно, что еще придумала эта странная женщина, которая упорством маньячки преследует его вот уже несколько лет…

- Попрошу не перебивать, - заметив, как подался вперед Иннокентий, решительно пресекает его вопросы Дмитрий Михайлович.

Нехорошо ноет под ребрами. Наверное, это сердце. Но мужчина все равно тянется за сигартеой.

- Первое, - начинает бесстрастно зачитывать адвокат, - вы, Юровский Алексей Владимирович официально признаете ваш брак действительным, причем в письменной форме. Второе. Вы расстаетесь с вашей так называемой супругой и возращаетесь в семью. Понимая, что вам будет непросто привыкнуть к новому положению моя клиентка предоставит вам отдельную комнату и некоторую сумму на карманные расходы. Третье. Что касается вашей собственносати в виде квартиры и дачи, вы можете рапорядиться по собственному усмотрению. Учитывая тот факт, что ваше материальное положение существенно улучшится, моя клиентка вносит предложение оставить их вашей так называемой супруге в качестве компенсации за моральный ущерб. Окончательный расчет будет произведен после соблюдения всего вышеперечисленного на церемонии официального расторжения брака, дата которой может быть согласована между супругами лично…

- А дети?– мужчина наливает себе полный бокал вина, с удивлением замечая, сколько усилий ему приходится прикладывать для того, чтобы не пролить ни капли. У него немного стучит в висках, но в голове царит удивительная ясность. Как будто он проспал целую вечность. И теперь вдруг проснулся, и никак не может привыкнуть к своему собственному телу, -  насколько я понимаю, развод – это обычная юридическая поцедура. Но вы не сказали ни слова о детях…

- Дети останутся с матерью. – вежливо улыбается Дмитрий Михайлович.

- И это всё? – удивляясь собственному спокойствию интересуется мужчина.

- Ну почему же? – голос адвоката становится вкрадчивым, и это так не вяжется с  вороватым выражением его маленьких глазок, что по спине мужчины невольно пробегает дрожь, - насколько я понимаю, вы ждете прибавления в семействе, не так ли? Могу вам сообщить, что в соотвествии с пожеланиями клиентки в брачный договор может быть включено дополнительное соглашение, которое будет касаться исключительно вашего сына. Одно ваше слово, и перед этим ребенком откроются такие возможности, каких ни вы, ни ваша так называемая супруга не предоставите ему никогда. Куда вы хотете отправить его учиться? В Кембридж? В Оксфорд? Или вы желаете, чтобы мальчик получил образование за океаном? Решайтесь. Вы можете указать название учебного заведения сразу. А, если хотите, в соглашении будет оставлен пробел, и вы подберете ему вуз, когда мальчик подрастет. В данном вопросе моя клиентка предоставляет вам полную свободу действий. Поверьте, вашему ребенку никогда не придется задумываться о таких вещах, чем заработать на жизнь. У него будет все. Образование, деньги, положение в обществе…

- Вы знаете, что будет мальчик?

- Конечно. Ваша жена сделала соотвестующий анализ.

- Даже так? – только теперь мужчина замечает золотую печатку на безымянном пальце Дмитрия Михайловича. Массивная, с витиеватым вензелем, червленная по краям. И откуда она только взялась? У мужчины складывается впечатление, что чертов адвокатишка нацепил ее только сейчас. Хотя разумеется, золотая печатка была у него на пальце с самого начала, другое дело, мужчина был слишком занят своими мыслями и единственное, что его интересовало во время разговора – это лицо Дмитрия Михайловича, которое с каждой минутой общения становилось все более неприятным и все более приторным…

- Вы думаете, я шучу? Вот, - адвокат кладет руку на папку, - тут лежат все необходимые бумаги.

- Поверить не могу, что такая идеальная во всех отношениях женщина не могла найти себе хоть какого-нибудь мужика, - нервно замечает мужчина.

- Она любит вас. И только вас, - вежливо улыбается Дмитрий Михайлович.

- У нее несколько странная манера любить, вы не находите?

- Простите, но этот вопрос не в моей компетенции.

- Но я могу я поговорить с этой женщиной лично?

- Увы, - разводит руками Дмиторий Михайлович, - понимаю ваше живейшее любопытство, однако моя задача заниматься юридическим обеспечением вопроса. Но пролагаю, вы увидете мою клиентку в самое ближайшее время, - с улыбкой говорит адвокат - подумайте, Алексей Владимирович. Это хорошее предложение, которое сделано от чистого сердца. Вы ничего не теряете. Небольшое усилие над собой и… Подумайте хорошенько. Хочу вас немного огорчить, но у меня есть все основания полагать, что в случае вашего нелепого упрямства, несчастной мамаше придется рожать в тюрьме…

 

4.

 

Морозный ветер кусает щеки.

После темного ресторана свет фонарей кажется неестественно ярким, а от многочисленной рекламы рябит в глазах. Улица забита народом. Вдалеке, возле входа в метро выстроилась длинная очередь. Шумная улица забита машинами, на перекрестке творится настоящее столпотворение, пахнет бензином, уши режут бесконечные автомобильные гудки. Краем глаза мужчина замечает, как отъезжает от поребрика машина адвоката, бесцеремонно перекрывает дорогу автобусу, едва не касается бампером едущую впереди дорогую иномарку, втискивается в бесконечный поток.

- Ты думаешь, он это сделает?

Метет поземка, из-за утыканной антеннами крыши соседнего дома пугливо выглядывает серпик луны. Лицо приятеля приобретает соредоточенное выражение. Его губы беззвучно шевелятся, складываются в трубочку, выдыхают пугливое облачко пара, которое тут же уносит очередной порыв ветра:

- Черт побери, откуда он знает?

Ноет сердце.

Они сворачивают за угол, спускаются в подземный переход. Сразу становится жарко. Теплый воздух бьет откуда-то сверху, и если не вспоминать о морозном ветре можно подумать, что над ними, за толстым слоем бетона и асфальта давно началось лето, но это иллюзия, и мужчина думает о том, что когда человек перестает доверять своим чувствам он теряет все ориентиры – во времени, в пространстве, в собственной судьбе. После быстрого шага бросает в пот. Покосившись на приятеля мужчина притормаживает у ларька, покупает бутылку пива, откупорив ее с помощью зажигалки жадно, пьет прямо из горлышка. Он и не думал, что ему так хочется пить. За первой бутылкой следует вторая. Мужчина выпивает ее залпом, не обращая внимания на Смирнова, которому уже не терпится спуститься в метро.

- Хочешь напиться? Не думаю, что это хорошая мысль, - хмуро замечает приятель.

Много он понимает. Очень хочется пить.

- Два крепких, пожалуйста, - упрямо поджав губы мужчина поворачивается к светлому окошечку, за котороым болтается кудлатая голова продавца.

Мужчина ставит бутылки на небольшую приступочку в стене, шарит по краманам в поисках сигарет. Он не пьян, но в голове уже ощущается странное брожение мыслей. Например, ему вдруг кажется, что никакой встречи с Дмитрием Михайловичем не было и в помине, и что он непонятным образом знает, откуда взялась эта сумасшедшая дамочка, старательно навязывающая себя ему в жены, и что он знает, почему эта стерва с таким упрямством пытается разрушить его жизнь. Мужчине душно, он торопливо стаскивает с шеи теплый шарф, его подарила Милена на Новый Год, расстегивает ворот рубашки, дышит ртом, как выброшенная на берег рыба, не замечая, с каким странным выражением лица смотрит на негоприятель, как оглядываются на него многочисленные прохожие, как участливо подскочила и подхватила его под рука толстая дамочка, которая торговала напротив цветами:

- Что с вами? Вам плохо?

Лицо у бабы глупое и рябое. Ее нельзя назвать старухой, но женщина уже явно перевалила через тот поначалу незаметный глазу порог, за котором заканчиватся чудное бабье лето, и начинается золотая осень, время постепенного увяжания, шуршащих под ногами листьев и серого неба над головой…

- Он сердечник? Дайте ему валидола…

- Глупости, ему нужно помассировать грудь…

- Да что вы такое говорите? Вы хоть немного разбираетесь в медицине?

- Лешка, ты меня огорчаешь, - голос приятеля звучит совсем рядом. Такое ощущение, что Смирнов шепчет ему в самое ухо, хотя мужчина прекрасно видит, что его оттерла в сторону суетливая бабенка с глупым лицом, которая уже успела призвать себе на помощь вторую, помоложе, но куда более помятую - наверное, подругу, а может быть просто сменщицу…

Мужчина силится вдохнуть поглубже, но людей так много, а переход так узок, что кажется, будто из перехода вдруг выкачали весь воздух, это все Дмитрий Михалйлович, это он приказал привести сюда такую толпу, перекрыть выходы и входы, поставить у дверей мощные, невидимые насосы, которые с жадностью глотают воздух, оставляя после себя безвоздушное пространство и далекие, бесконечно далекие голоса.

- Алешка, - Николай все-таки отпихивает суетливых бабенок, хватает мужчину за руку, - черт  побери, что ты устроил? Ты решил всех напугать?

- Ничего, ничего. Сейчас пройдет, - с трудом выдавливает мужчина, хотя и не понимает почему это все вокруг решили, что он болен, зачем ему суют в рот какую-то горькую таблетку, и зачем ему с такой настойчивостью предлагают сесть на складной стульчик, который наверняка сломается под тяжестью его такого большого, такого непослушного тела.   

- Пей, - он все-таки садится, и теперь перед глазами мельтешит бесчисленное количество ног, маленьких, больших, в туфлях и в ботинках, обтянутых нейлоновыми чулочками и в болтающихся по грязному асфальту широченных штанах, - это тебе поможет.

Поможет? Как?

Мужчина закрывает глаза. В голове проясняется. Он что-то видит. Не этот шумный, многолюдный переход в метро, а нечто совсем другое. Из другой жизни? Из другой реальности? Он тяжело хватет ртом морозный воздух, Ему кажется, он вспомнил смешное остроносое личико, где-то там, в далеком прошлом, остроносое, в мелких оспинках, с упрямой складочкой бесцветных, обветренных губ. В голове громко бухает, и в ту же секунду в усталые легкие врывается порыв свежего ветра, как будто кто-то внезапно распахнул окно. Мужчина жадно вдыхает этот ветер…

- Полегчало? Ну, Лешка, ты даешь! – лицо приятеля идет какими-то фиолетовыми пятнами. А может быть это обман зрения, - ну, слава Богу! А я уж было подумал все, каюк. Чуть скорую не вызвал. Да что толку? Пока нашу скорую дожидаешься, десять раз на тот свет отправится можно…

- Ничего, я еще поживу, - улыбается мужчина.

 

5.

 

Она ни о чем ее не расспрашивает.

Ей страшно задавать вопросы. Она не хочет слышать ответов. От мужа пахнет спиртным – это плохо. Он мрачен и прячет глаза – это еще хуже. Он даже не погладил собаку, молча вошел в квартиру, молча разделся, молча поцеловал ее в щеку, молча направился на кухню, и даже не обрадовался, когда она сказала, что приготовила его любимое мясо под майонезом. Она садится по другую сторону стола, складывает руки на коленях, обиженно поджимает губы. Не надо. Это лишнее. Сегодня лучше держать обиды в себе, хотя очень хочется расплакаться, сказать какую-нибудь гадость, заставить его хоть немного отвлечься от своих мыслей и вспомнить, что у него есть любящая жена. Глупенький, он даже не заметил, что сегодня она надела свое лучшее платье, покрасила волосы, сделала новую прическу, более короткую, более вызывающую. Она как чувствовала, что сегодня надо быть во всеоружии, это чувство возникло у нее еще днем, когда позвонив ему на сотовый она обнаружила, что телефон отключен, когда до одури ждала его звонка, когда, не выдержав, позвонила на мобильник его приятелю, но и там услышала лишь знакомое:

«Абонент выключен или находится вне зоны действия сети».

Она искоса посматривает в его большие, грустные глаза.

Он и сейчас там. Вне зоны действия…

- Все в порядке? – Милена все-таки не удерживается от дежурного вопроса, уж больно утомительна эта повисшая на кухне тишина, - вы поговорили? Этот Дмитрий Михайлович, как он?

- Нормально, - мужчина отрывается от еды, смотрит на жену, - ты решила сменить прическу?

- Да, я решила сменить прическу, - чуть наклоняет голову Милена, по-прежнему чувствуя себя немного обиженной, больно уж равнодушен его взгляд, - тебе нравится?

- Тебе идет, - у него усталый взгляд и какое-то отрешенное выражение лица. Милене совсем не нравится его лицо. Не нравятся эти жуткие синяки под глазами. Не нравится то, с каким равнодушием мужчина оправляет в рот кусочки приготовленного ею мяса, как размеренно прихлебывает из стакана уже остывший компот, как нервно гуляют на его щеках желваки. Чтобы хоть как-нибудь отвлечься от мрачных мыслей, она вытаскивает из хлебницы буханку черного хлеба, нарезает его тоненькими ломтиками, аккуартно раскладывает на тарелке, стараясь унять отчаянно стучащее сердце…

- Что-нибудь случилось? Ты плохо выглядишь, - тихо замечает Милена, беспокоясь за мужа, который кажется ей непривычно далеким и чужим, - у тебя ничего не вышло? Дмитрий Михайлович не может избавить нас от этой ужасной женщины? Ты не пошел на встречу?

- Пошел, - он тянется к тарелке с хлебом, перебирает пальцами кусок за куском.

- Я должна была порезать потолще? – суетится она, понимая, что лезет к мужчине с полной ерундой.

Ему безралично, какой толщины она нарезала хлеб, ему наплевать на ее прическу, даже любимое мясо он ест с таким видом, будто совершенно не чувствует вкуса. Наверное, положи она ему на терелку кусок резины, он жевал бы ее трочно с таким же отсутствующим выражением на лице.

- Все плохо, да? – Милена отводит взгляд, понимая, что лучше бы ни о чем не спрашивать и чувствуя себя виноватой в том, что не может удержаться от этих дурацких расспросов. А, впрочем, в чем собственно ее вина? В том, что она слабая женщина? В том, что она любит своего мужа? В том, что она не хочет и не собирается его ни с кем делить?

- Все в порядке, - мужчина откладывает вилку, внимательно смотрит на жену.

Разумеется, ничего другого он и не скажет. Он будет старательно запихивать в себя ужин, потом выйдет из-за стола и может быть даже соизволит помыть посуду, потом сделает над собой усилие и скажет ей, какая она красивая и какую чудесную прическу она себе придумала, он скажет ей все что угодно, все, что она попросит, и не скажет только одного – кто эта женщина, из-за которой он с каждым днем становится все более раздражительным, все более молчаливым и чужим…

- Тебе не нравится то, что я приготовила?

- Перестань. Очень вкусно. Ты замечательная хозяйка, - он вымучивает дежурную улыбку, и Милена, уже не в силах сдержать обиды, вскакивает из-за стола, хлопнув дверью, уходит из кухни. В комнате она садится на диван, закрывает лицо руками, уговаривает себя успокоиться, чувствуя странный холодок в груди и не понимая, чем она заслужила такое безразличие мужа. Господи, что могло произойти? Ему не удалось найти общий язык с адвокатом? С него запросили много денег? А может быть Дмитрий Михайлович вовсе не тот за кого себя выдает, и пришел на эту встречу не один?

Не один?

Милена кусает губы. Теперь она готова подозревать мужчину в чем угодно. В том, что он скрывает от нее что-то ужасное. В том, что он не встречался ни с каким Дмитрием Михайловичем. В том, что вся эта история с фотографиями придумана им для того, чтобы скрыть интрижку на стороне. Некоторое время она с надеждой поглядывает на дверь. Ей вовсе не хочется, чтобы мужчина застрял на кухне, Милена надеется, что, оставшись один, мужчина, наконец, поймет, что его молчание обидело ее, однако он по-прежнему торчит на кухне, не включил телевизор, не взялся за мытье посуды, а просто сидит как сыч на своей табуретке и думает неизвестно о чем.

Вот именно. Черт знает о чем.

 

6.

 

Через два часа он приходит в себя. Он входит в комнату, виновато присаживается на край дивана, где она притулилась с книжкой. С какой-то дурацкой книжкой, в которой слишком маленький шрифт, и слишком много глупостей, чтобы ее можно было читать. От мужчины ужасно пахнет спиртным.

- В последнее время ты много пьешь, - поджав губы говорит Милена.

- Меня мучают кошмары, - он кладет руку ей на колени, с силой стискивает его пальцами.

- Это все из-за этой подлой стервы? – Милена еще обижена, но теперь, когда мужчина, наконец, соизволил обратить на нее внимание, она старается взять себя в руки и разговаривать с мужем как ни в чем не бывало. В конце концов, хватит сходить с ума. Ревность - не лучший советчик, и если она не хочет оттолкнуть мужа, ей не следует быть с ним ревнивой дурой. - Алешенька, милый, что случилось? – она любящая и нежная, и даже улыбка у нее виноватая, такой улыбкой можно растопить каменное сердце, - я думала, сегодня все решится. Я так надеялась, - она прижимается щекой к его пропахшему сигаретным дымом пиджаку, тихо добавляет, - ты с ним встречался?

- Да. - У него тяжелое дыхание, и она слышит, как гулко стучит его сердце.

- И что он сказал? Он адвокат? Это правда?

- Он показал документы, - тихо говорит мужчина.

- Он попросил много денег? Он не хочет браться за это дело? Господи, неужели мы ничего не можем сделать, и эта стерва будет преследовать нас всю жизнь?

- Извини, - его широкая ладонь лежит на пухлой коленке Милены, - господи, милая, ты даже не представляешь, как все запуталось. Тебе не надо было ходить в школу. Не надо было ничего искать. Не надо было ездить к ее родителям….

Он говорит долго. Очень долго.

- Алеша, у нее не может быть денег. Ее родители живут в нищете…

У него затравленный взгляд. И еще – сильно дрожат руки. Он что-то доказывает, и ей кажется, что он и сам не верит сказаному. Все это так чудовищно. Глупо. Непонятно и глупо.

- Они знают, что у нас будет ребенок?

- Да, - он закрывает лицо руками. Потом нервно сцепляет руки на затылке, глубоко вздыхает, стараясь унять вновь пробудившуюся боль под лопаткой, которая так донимала его по дороге домой. - Мне показали договор. Десять страниц убористым шрифтом. Если я соглашусь на их предложение, тебе оплатят лечение в лучших клиниках Европы, наш ребенок получит любое образование, какое ты сочтешь нужным, а ты будешь получать пожизненное содержание, размер которого будет оговорен в отдельном соглашении и размер которого будет вполне достаточным для безбедного проживания в любой стране мира…

- Она сумасшедшая, - тихо выдыхает Милена.

На кухне хлопает форточка. Это ветер. У них западная сторона, а с залива всегда дует ветер.

- Ты думаешь, она тебя любит, да?

- Не знаю. Честно говоря, мне все равно…

- Значит, меня хотят обвинить в убийстве? Но я никого не убивала…

- Господи, ты наделала столько глупостей…

- Я всего лишь хотела узнать, кто ты на самом деле.

- Узнала? – усмехается мужчина.

- Она называла тебя золотым мальчиком. Говорила, что ты был жутко талантливый, и что в тебя были влюблены все девочки в школе. Просто тебе немного не повезло, - говорит Милена

- Ты была у нее дома?

- Она пригласила меня на чай…

Они говорят об убитой. Она стоит перед глазами Милены. Живая, лишь немного уставщая от жизни учительница, которая боится, что когда-нибудь забудет имена своих учеников.

Она не убивала. Не могла. Разве это не очевидно?

- Ты должен мне верить, - Милена разворачивает лицо мужа к себе, ласково теребит его волосы: жесткие, упрямые, с налетом седины, которая так облагораживает его лицо, - ты хороший. Ты очень хороший. Они тебя шантажируют? Говорят про меня всякие гадости? Ну и пусть. Ты не слушай…  

От ее округлого живота идет приятное тепло. Он должен ей верить. Он просто обязан ей верить.

В его глазах пробиваются лучики света.

- Так мы и сделаем, - ласково шепчет мужчина.

- По-моему, мы оба сходим с ума, - она берет его за руку, осторожно перебирает его непослушные пальцы, которые так и норовят выскочить из ее рук, - Алеша, давай не будем говорить глупости. Надо сохранять светлую голову. Что бы не случилось, надо сохранять светлую голову, - она говорит это всерьез, она так напугана разговором, что готова говорить все, что угодно, лишь бы больше не видеть его отсутствующего взгляда. Поджатых губ. Лишь бы не чувствовать того холода, которым веет его душа…

- Ты меня любишь?

- Да…

 

7.

 

Милена моется.

Шуршат пакетики, откручиваются многочисленные крышечки кремов, пахнет цитрусовым гелем, которым Милена старательно обмазывает себя с головы до пят.

Работает душ, и ее голос едва слышен из-за гула воды:

- Знаешь, нужно подумать, мы должны все хорошенько продумать, - доносится из ванной.

Как всегда, занявшись делом, Милена тотчас становится спокойной и рассудительной. Теперь ей срочно понадобилось обсудить все подробности, хотя, с точки зрения мужчины, вести подобные разговоры под аккомпонемент льющегося душа, это уж слишком. А еще ей нужно полотенце, срочно нужно полотенце, потому что в ванной висит грязное, и вообще он, мужчина, не понимает, как это важно…

- Что именно? – интересуется он, вынужденный торчать под дверью и выслушивать все эти невразумительные излияния жены, - может быть поговорим, когда ты вылезешь из ванной?

- Милый, ты принес полотенце?

- Принес, - мужчина цепляет полотенце за ручку.

- Встань ближе. И говори погромче. Я тебя не слышу.

- Черт побери, я принес тебе полотнеце, - сложив руки рупором кричит мужчина.

- Спасибо. Мне кажется, что у меня в голове скопилось столько грязных мыслей, что я буду отмываться целую вечность. Мне потребуется целая дюжина мочалок. У нас есть целая дюжина мочалок? - шутливо интересуется Милена, хотя в голосе ее по-прежнему чувствуется напряжение, которое она старательно скрывает от мужчины и от самой себя.

- Давай поговорим об этом попозже, ладно?

- Нет, сейчас, - его жена капризничает как маленькая девочка, ей доставляет удовльствие мысль о том, что ее мужчина послушно торчит под дверью и выполняет все ее прихоти, - а ты? Неужели ты не чувствуешь себя грязным? Или тебе все равно? Скажи, тебе все равно?

Проходит пять минут.

Мужчина сидит в большой комнате, в углу тихо воркует телевизор, но его воркование только усиливает атмосферу напряженности, которой в последнее время наполнился дом.

За окнами темно, слышно как скрежещет проезжаюший мимо трактор. Или экскаватор. В этом году за окнами все время что-нибудь тарахтит, скрежещет или лязгает, потому что на соседней улице затеяли ремонт подземных коммуникаций и превратили цветущий некогда район в руины. Кучи песка, ржавые трубы, глубокие котлованы, в которые кто-то уже успел набросать кучу всевозможного хлама. Ремонт коммуникаций. Серьезное дело. В их жизни тоже затеяли ремонт коммуникаций, думает мужчина, тоже лязгают гусеницы, тоже роют котолованы, выволакивают на поверхность тжавые трубы.

Мужчина явственно представляет себе прораба – большого, толстого, в замасленной спецовке, в новенькой желтой каске, на которой большими черными буквами указано строительно-монтажное управление, которому доверили столь важный объект. «Интересно, можно ли отремонтировать жизнь?» - рассуждает мужчина, которому уже надоело дожидаться размывающуюся жену.

Милена появляется в комнате, когда по телевизору уже закончились новости, и идет прогноз погоды на неделю. Завтра потепление. Ожидаются осадки. Сильный ветер. На дорогах гололед.

- А вот и я…

Розовощекая, распаренная, с распущенными волосами, и новой стрижкой она похожа на маленькую девочку. Просто удивительно до чего же она похожа на маленькую девочку. У некоторых женщин есть удивительное свойство, всю жизнь оставаться маленькими девочками, а у некоторых мужчин есть не менее удивительное свойство влюбляться в этих маленьких девочек, но, говорят, что такие браки редко бывают счастливыми, потому что невозможно растягивать взросление на целую жизнь.

- Ну? – жена садится рядом, вопросительно смотрит на мужчину, - не смотри на меня так, как будто увидел первый раз в жизни. Или я была такая грязная, что теперь меня не узнать?

- Ты красивая, - говорит мужчина, он слишком хорошо знает Милену, и уже прекрасно понял, когда и какие слова следует говорить. Сейчас не время продолжать начатое, не время рассуждать о таинтсвенной женщине и предложенной сделке, не время вспоминать об обвинении в убийстве, которое как дамоклов меч нависло над Миленой, не время искать призраков, которые заполонили их дом, - ты красивая, - повторяет мужчина, восхищенно разглядывая жену, - когда у тебя распущены волосы, мне кажется, что тебе самое время садиться за парту. Такое ощущение, что у тебя выпускные экзамены, остается завязать на голове большой белый бант. Интересно, сейчас принято завязывать на выпускные большой белый бант?

- Ты извращенец, - смеется она, и мужчина облегченно вздыхает, понимая, что больше не будет бесконечных разговоров о «других женщинах», и они смогут спокойно насладиться остатками вечера, пускай даже с легкой грустью в душе, - милый, - Милена кокетливо улыбается, - может быть не заметил, но время нимфеток прошло. Судя по тому, что показывают по телевизору, сейчас принято одевать дорогие вечерние платья с жутким вырезом на груди…

Она так покорна, что мужчина даже не знает с чего начать.

- Ну же, - проявляет признаки нетерпения Милена. Жена сидит совсем рядом, такая маленькая, такая беззащитная, у нее теплая ладошка, теплое дыхание, теплые губы, которые доверчиво ткнулись мужчине в щеку и притихли, как пара испуганных котят, - ты меня поцелуешь?

Потом они долго лежат обнявшись.

Она впитывает тепло его большого, влажного тела. Он не моргая смотрит в потолок.

- Тебе не понравилось?

- Ты перестала носить желтую куртку, - задумчиво говорит мужчтна.

- Алеша, не надо, - тоненький пальчик Милены прижимается к его губам. Такое ощущение, что она боится, будто их могут услышать. В запертой квартире, с запертыми дверями и даже запертыми окнами, но сейчас она, как и мужчина, искренне верит, что их дом полон призраков, - пожалуйста, ты действуешь мне на нервы, - нервно просит она, - я не ношу ее, потому что холодно. Мама говорила, что я тютя матютя, потому что мне вечно было жалко убитых зверушек, и я никогда не смотрела фильмы, где кто-нибудь умирает. Не обижай меня, ладно?

Мужчина задумчиво смотрит на жену..

- Но ведь ты не против, если мы ее выбросим, да?

 

 

_____ (Продолжение следует)