(Продолжение)

 

3.

 

Кого-нибудь убьет…

Разговор с подругой жены не идет у мужчины из головы. Как и те файлы, которые распечатала для него Надежда. Хотя она изрядно преувеличила. Электронных адресов в распечатке немного, всего четыре, и никакого клуба сумасшеших поклонниц у мужчины нет. Есть только коротенькая записка от некой Натали, которая вполне здраво объясняет Милене, что нет смысла копаться в далеком прошлом, и что да, она когда-то она симпатизировала своему однокласснику и даже писала ему любовные записки, но это детский лепет, и вообще серьезная жизнь начинается после сорока.  

Второй электронный адрес принадлежит некоему Афиногену и подчеркнут красным карандашом. Судя по любви к красному цвету, его подчеркнула сама Надежда. Почти наверняка, имя указанное в электорнном адресе псевдоним. Слишком уж редкое это имя – Афиноген. Хотя всякое может быть. Вся переписка с Афиногеном состоит из коротких записулек, где поначалу Афиноген настойчиво пытается выяснить, кто и зачем интересуется его далеким прошлым, затем делает вялую попытку познакомится с автором писем поближе и, наконец, через месяц, видимо не добившись успеха, уже раздраженно требует оставить его в покое. Переписка обрывается в конце декабря, под самый Новый Год. Скорее всего неведомому Афиногену надоело засорять почтовый ящик всякой белибердой, и он сменил электронный адрес. «Пустышка», - думает мужчина, хотя сама мысль, что его жена так долго переписывалась с таким занудой действует ему на нервы.

Он изучает распечатки лежа на диване, чутко прислушивается, не возвращается ли жена. В случае чего он сунет бумаги под подушку, а при первой же возможности перепрячет их в небольшое углубление за батареей. Ему совершенно ни к чему, чтобы Милена обнаружила, что мужчина проник в тайны ее переписки, к тому же, узнав, что ее лучшая подруга встречалась с ее мужем, Милена напридумывает себе Бог знает что. На лестнице тихо. Не хлопает тяжелая металлическая дверь подъезда, не гудит лифт, не цокают по каменным ступеням женские каблучки. У мужчины болит голова. Его мучает сухой кашель. А еще его бьет легкий озноб, и чтобы согреться, мужчина укутывает ноги пледом.

К черту Афиногена, от него никакого толку. Скорее всего произошла ошибка, и жена даром тратила время. Дальше. Листки с Афиногеном летят на пол. Кто следующий?

Читать электронную переписку все равно что подглядывать в замочную скважину, думает мужчина. Интересно откуда жена накопала эти странные адреса, и почему она так уверена, что за всеми этими именами скрываются именно те, кто ей нужен? Скорее всего у жены был источник информации. Например, кто-нибудь из бывших его одноклассников, думает мужчина, а может быть все дело в школьном сайте, сейчас многие школы открывают свои форумы и сайты, надо будет поинтересоваться у Николая, вполне возможно он в курсе, хотя он никогда не рассказывал ни о какой переписке по интернету да и с ностальгией по прошлому у него без проблем.

Ладно, дальше. Хорошо бы выпить горячего чаю, но для этого надо вылезти из-под теплого пледа, тащиться на кухню, ждать когда закипит чайник, и мужчина снова погружается в переписку жены. Интересно, что имела в виду Надежда, когда заявляла, что его жена вполне способна кого-нибудь убить?

Мужчина зевает. После прогулки по улицы и ледяного ветра, ему трудно собраться с мыслями. Снова поднимается температура, клонит в сон. Чтобы не заснуть, он массирует себе виски, потом, поправив подушку, садится повыше. Так, читаем дальше. Марина. Следующее имя Марина. «Ладно, пускай будет Марина», - с какой-то непонятной злостью думает мужчина. В их классе когда-то была Марина, но это была болтливая толстая дура, и писала она с кучей грамматических ошибок, а эта Марина даже торопливой писульке раставляет запятые с такой дотошностью, словно задалась целью продемонстрировать превосходное знание русского языка. И пишет она коротко, внятно, внятные фразы, ничего лишнего, какая уж тут болтовня? Марина, Марина, вспоминает мужчина. Наверное, это псевдоним. В интернете вообще мало кто подписывается своим именем, куда проще обозвать себя каким-нибудь котом Леопольдом, Хоббитом или Доктором Зло. Вася ака Петя. Даже взрослые люди пишут в именах полную белиберду…

То, что пишет Марина мужчине не нравится. Он хмурит брови, откладывает листок, закрывает глаза. Черт побери, откуда эта Марина знает такие подробности? Или это вовсе не девица? Откуда вообще можно узнать, что в десятом классе он отбил у приятеля девчонку из параллельного класса, что его дважды застукали, когда он подсматривал у дверей женской раздевалки, что он был по уши влюблен в учительницу английского языка и что в тайном кармашке его портфеля хранилась фотография голой девицы, которая изображала из себя львицу и злобно размахивала кнутом? Неверояно, думает мужчина, это просто невероятно. Ему и в голову не приходило, что его маленькие тайны вовсе не были тайнами, и кто-то старательно отслеживал каждый его шаг. Забавно. Вернее, было бы забавно, если бы эта сволочь не писала писем и не настраивала против него его собственную жену, со злостью думает мужчина.

Ладно, проехали. Может быть эта Марина сама была по уши влюблена в мужчину, а может быть это тот самый приятель, который не может простить мужчине свою порушенную первую любовь. Глупости. Все это глупости. Маленькие детские глупости. И было бы странным, если бы мужчина их не совершал. Интересно, не эта ли самая Марина прислала Милене ксерокопию? Ту саму, которую показывала Надежда в кафе? И, кстати, где она?

Мужчниа торопливо перебирает листки, но никакой ксерокопии в распечатках нет. Похоже, Надежда оставила ее у себя. Ну и пусть. Да, он подсматривал у женской раздевалки и таскал в портфеле порнографическую открытку, но он никогда не был женат на блондинке с двумя детьми, никогда не ездил на горных лыжах, и в глаза не видел той расфуфыренной дамочки, которая изображена на ксероксе, где парень у черного лексуса и в самом деле немножко похож на него.

Господи, неужели Милена верит всей этой белиберде?

Мужчина закрывает глаза. Это подделка, это дешевая подделка, устало думает он. Кто-то сознательно вторгается в его жизнь. Фотографии, детские вещи, интимные подробности по интернету. Так можно далеко зайти, думает мужчина. Так можно очень далеко зайти.

 

4.

 

Он пробуждается, когда в замочной скважине уже проворачиваются ключи.

В комнате темно, уже поздний вечер, за окном завывает вьюга.

Вспомнив, что он так и не спрятал распечатки, мужчина сутеливо копошится в темноте, пытаясь собрать разбросанные по полу листки. Наверное, надо включить свет, но в спешке эта вполне разумная мысль приходит ему в голову слишком поздно. Он слышит, как скрипит входная дверь, щелкает в коридоре выключатель. Шуршит полиэтиленовый пакет. Похоже, Милена по дороге заскочила в магазин. Хотя это вовсе не объясняет того, почему она вернулась так поздно. Она должна была вернуться еще днем, а сейчас на улице вечер, а может быть и ночь. Сколько раз куковала кукушка? Мужчина пытается вспомнить, сышал ли он во сне, как куковала кукушка, но он слишком крепко спал, и теперь нужно выключить свет, чтобы убедиться в том, что сейчас ночь, и его самые худшие предпроложения верны.

Листки собраны. Мужчина торопливо сует их под подушку, ложится на диван.

- Милый, ты спишь? – голос у Милены виноватый, она смущена и чем-то расстроена, хотя вполне возможно мужчине так кажется, он слишком заведен, чтобы разбираться тонкостях ее голоса, сейчас ему не нужны извинения, не нужны объяснения где и почему она задержалась. Шуршание полиэтиленового пакета становится громче. Со скрипом расстегивается молния куртки. Милена вешает ее на вешалку, потом садится на небольшую приступочку у двери, чтобы снять сапоги. Несмотря на то, что мужчина в комнате, а жена в коридоре, ему известен каждый ее шаг. Вот несколько секунд тишины - это Милена возится со шнуровкой, потом глухой стук – это Милена стучит каблком, чтобы выбить застрявший в подошве снег, вот тихий скрип половиц – это она босиком подходит к двери и прислушивается к тому, что происходит в комнате. Она немного смущена. С ее точки зрения мужчина ведет себя странно. Он всегда встречает жену в дверях. Даже больной он встречает жену в дверях. А сейчас он спит и даже не думает откликнуться на ее немножко виноватое: «милый, извини что я опоздала. Я знаю, я должна была позвонить, но у меня села трубка, а ты знаешь, из женской консультации почему-то не разрешают звонить».

Тишина. Жена не решается открыть дверь, потому что в комнате у мужчины темно и тихо, а она не хочет его будить. Снова упрямо шуршит полиэтиленовый пакет, и это чертовски действует на нервы. Мужчина переворачивается с боку на бок, затыкает уши подушкой. Миллион долларов тому, кто изобретет пакеты, которые никогда и ни при каких обстоятельствах не будут шуршать.

- Милый, ты в порядке? – приоткрывается дверь, и Милена на цыпочках входит в комнату, - послушай, твоя куртка вся мокрая. Ты выходил на улицу, да?

Мужчина молчит. Ему не хочется начинать разговор с объяснений, откуда взялась мокрая куртка, а потому он старательно притворяется спящим, хотя чутко улавливает каждое движение жены, и знает, когда Милена щелкнет выключателем, когда подойдет к секретеру и непременно поправит стящую на полке вазочку, когда присядет на краешек дивана и осторожено тронет его за плечо. Это так приятно, знать, что ты знаешь человека как самого себя. И это полное вранье, что в любой женшщине должна быть загадка, мужчине не нужны загадки и, столкнувшись с ними, он соверешенно не представляет как себя вести.

- Фу, как душно, - говорит Милена, - если ты соизволишь проснуться, мы откроем форточку, и посидим на кухне. Не представляю, как можно спать в такой духотище. Такое ощущение, что здесь ночевала целая рота солдат. Между прочим, я купила твою любимую ветчину.

На кухне не менее душно, чем в комнате, но Милену это не беспокоит. Жена выкладывает из полиэтиленого пакета продукты, укоризненно бормочет о том, что пока мужчина болеет, она вынуждена таскать тяжести, а это крайне вредно для ребенка, и вообще в женской консультации сегодня безумная очередь, и она была вынуждена два часа сидеть в приемной, потому что какая-то мамаша закатила истерику, не желая ложится на сохранение, - представляешь? – тараторит Милена, - у нее вот-вот случится выкидыш, а она беспокоится о том, что у нее пропадают билеты на какой-то концерт!

- Я ходил за сигаретами, - говорит мужчитна.

- Ты о мокрой куртке? Я уже поняла, - Милена открывает холодильник, вытащив из пакета куриные яйца аккуратно раскладывает их в специальные углубления. Она спокойна. Она очень спокойна, но почему-то именно сегодня это спокойствие жены раздражает мужчину.

- Послушай, - нервно говорит он, - сегодня днем мне позвонила твоя подруга. Нет, это все ерунда. Настоящая ерунда. Мне даже думать противно, что ты могла так поступить, - морщится он.

- Ты о чем? - у жены удивленный взгляд, ее удивление настолько искренне, что мужчине уже жаль, что он открыл рот, - о чем тебе так противно думать? Тебе не понравилась моя подруга? Ты встретил Надежду, когда ходил за сигаретами? Она милая, верно? Хотя иногда мне кажется, что она сделала большую глупость, когда решила растить ребенка без отца.

Разговор резко сворачивает на обочину…

- У нее жуткая губная помада, - растерянно говорит мужчина.

- Да?! - Милена снова удивленно смотрит на мужчину, - господи, с каких это пор тебя интересует помада? Да, я знаю, Надежда совсем не умеет пользоваться кометикой, и вообще у нее отвратительный вкус. Однажды она умудрилась выкрасить ногти ужасным перламутровым лаком, и у нее началась экзема. Как ты думаешь, от лака может начаться экзема? Господи, что я несу! – нервно одергивает себя Милена, и мужчина с удивлением замечает, что она нервничает, - прости. Тебе не нравится, что выбрала в подруги такую дурнушку? Я должна была выбрать красавицу?

- Перестань, - мужчина отрешенно смотрит в окно. Он вспоминает, что Надежда просила поговорить с Миленой начистоту, а мужчина не представляет, как это сделать. К тому же сейчас его куда больше интересует, где болталась его жена. Он прекрасно знает, сколько стоит платный визит к врачу, а в сумочке у Милены достаточно денег, чтобы посетить целый десяток специалистов. «Женская консультация? Да там достаточно выложить пару сотен и тебя вылижут с головы до пят», - раздраженно думает мужчина.

- Тогда я не понимаю, о чем ты говоришь, - закончив укладку продуктов в холодильник, Милена присаживается за стол, - скажи, я сделала что-то плохое? Ты думаешь, если я пришла домой в восемь часов вечера, то я должна перед тобой оправдываться? Хорошо. Я отчитаюсь перед тобой за каждую минуту моего опоздания. Хотя я не понимаю, почему я должна этим заниматься, - говорит Милена.

- По-твоему я не имею права ревновать? – находит приемлемое объяснение мужчина.

- По-моему, у тебя просто плохое настроение, и ты собираешься испортить вечер, - нервно замечает жена, - послушай, я хочу, чтобы ты знал. Тебе незачем ревновать. Я тебя люблю, и я никогда не сделаю тебе больно. Я вообще не способна сделать тебе больно. Я просто была у врача. Сначала в консультации, потом мне сказали, что нужно осмотреться у специалиста, дали адрес. Мне пришлось ехать через весь город. Я хотела пройти без очереди, но у меня не хватило денег. Ты же знаешь, как это бывает. Сначала пускают всех, кто идет платно, а потом… Да, у меня были с собой деньги. Много денег. Но я их потратила, - жена нарезает булку, и мужчина видит, как дрожат ее руки, - я не думала, что они мне потребуются и пробежалась по магазинам. Я купила себе духи. В конце концов, я имею право купить себе дорогие духи?

Это объяснение. И он готов ему верить.

- Разумеется, - кивает мужчина, - я совсем не против, чтобы ты купила себе духи.

- А еще я купила помаду и крем для лица, - поджав губы, говорит Милена.

- Хорошо, я рад, что ты купила помаду и крем для лица, - соглашается мужчина.

- И это все, что ты хочешь мне сказать? - Милена устала, это видно по ее лицу, по ее беспокойному взгляду, по ее дрожащим рукам. В ее движениях скрывается подозрительная нервозность, настолько подозрительная, что мужчина невольно отводит глаза. Может быть она опять боится умереть?

- Господи, ты не заболела? - привстав со стула он касается ее лба ладонью. 

- Я в полном порядке, - отдергивает голову Милена, - если я заболею, то вполне разберусь без тебя. Алешенька, ну, почему ты никогда ни о чем не рассказываешь? Вы с ней говорили? – в ее голосе вдруг появляются истерические нотки, - она тебя о чем-нибудь спрашивала? Она рассказывала обо мне?

- Ничего особенного, - мужчина пожимает плечами, - она сказала, что у тебя богатое воображение, а еще, что ты уверена, что я живу какой-то двойной жизнью, в общем несла полную чепуху…

Он обрывает себя на полуслове, но уже поздно. В глазах Милены – немой укор.

- Это не чепуха, - всхлипывает Милена. Сев на стул, она обхватывает колени руками, - Лешенька, ты даже не представляешь, как трудно любить человека, когда ничего о нем не знаешь, когда он обманывает тебя, когда он считает, что перед ним слабая женщина, и не следует говорить правду…

Ее голос срывается.

- Тише, - он берет ее мягкую ладошку, - это совсем ни к чему…

- Да? А если бы я тоже жила двойной жизнью? Если бы я пряталась? Если бы обманывала тебя на каждом шагу? – нервно шепчет Милена, - тебе бы это понравилось?

- Глупости. Перестань говорить глупости.

- Скажи, ты меня любишь?

- Да.

 

5.

 

Утро начинается с головной боли.

За время болезни мужчина уже привык к головной боли и не обращает на нее внимания. Лежа в кровати с закрытыми глазами, он считает, сколько раз прокукует кукушка. Девять, десять, одинадцать. Счет закончен. Сквозь занавески пробивается тусклый дневной свет. На улице пасмурно, завывает ветер, глухо стучит наверху оторванный жестяной лист. Скорее бы кончилась зима, думает мужчина. Он нехотя свешивает ноги с кровати, нащупывает свои домашние тапочки, идет умываться в ваную. Дома тихо. Пыльный экран телевизора молчаливо взирает на развал в комнате Милены – повсюду валяются ее платья, юбки, разорванные чулки. «Господи, сколько у нее дырявых чулок, наверное целую армию женщин можно обрядить в эти дырявые чулки, - с удивлением обнаруживает мужчина. Зачем она их хранит? Зачем вообще она хранит весь этот хлам? Разве он не покупает ей чулки, не покупает юбки, не покупает новые платья? Так зачем же на спинке кресла висит какая-то бесформенная хламида, которую Милена постеснялась бы одеть даже дома. Для чего хранится все это барахло?

Наверное, у него плохое настроние. Да, очень плохое настроение.

Оно и не может быть хорошим, люди с хорошим настронием не бродят по квартире с таким видом, словно они только что похоронили любимую собаку, не чистят зубы с таким остервенением, что зубная паста разбрызгивается по стенкам ванной, не распихивают по ящикам разбросанные женские вещи даже не пытаясь разобраться в том, что и куда следует положить. Милена ушла. Милена не оставила даже записки, просто взяла и снова ушла, наверное, опять до вечера, и в этом причина плохого настроения мужчины. А он так надеялся, что Милена останется дома, что у них будет целый день на то, чтобы, наконец, обсудить то, что происходит с ними в последнее время, что они выполнят обещание и перестанут прятаться друг от друга за привычными шутками, сюсюканьем и разговорами о любви. - И все-таки я тебя люблю, - шепчет мужчина, словно хочет убедить в этой любви уже не жену, а самомго себя.

Часть рваных чулков он выбрасывает в мусорное ведро. Пускай, пускай Милена бесится, пускай ругает его за грубое вмешательство в ее отношения с ненужными вещами, пускай кричит, что он лазал по ее ящикам и теперь ничего не найти. Она и так никогда ничего не находит, на поиски любимой клетчатой юбки у нее уходит не менее часа, а на поиски кожаного пояса к черному платью – целый день.

Господи, как она может так жить? – думает мужчина. И куда она ушла сегодня, тихо, без привычного шебуршения по шкафам, не бродя по квартире с сомнамбулическим видом, потому что опять потеряна любимая губная помада, не рыская под вешалкой, потому что черная сумочка опять брошена на подоконнике в кухне, но вспомнить этого жена не может, как бы на старалась, не будя мужчину, не стуча входной дверью и даже ни разу не уронив на пол вечно роняющияся сотовый телефон?

Платья – в шкаф, на вешалки, по несколько платьев на одну. Юбки в кучу. Пускай лежат на нижней полке, Милена сама разберется, что с ними делать. Рваные джинсы – на тряпки. Успокаивая нервы мужчина с наслаждением разрывает драные штанины руками, бросает на пол. Что-то звенит, катится пополу, заваливается под пыльные ножки кровати. Мужчина равнодушно провожает блестящую штуковину глазами, потом ползком, на четвереньках подбирается к кровати, шарит рукой под свисающим почти до самого пола одеялом, вытаскивает странный предмет.

Это номерок.

Маленький, алюминиевый номерок - с дырочкой, к которой привязана небольшая веревочка, скорее всего, чтобы носить этот номерок вместе с ключами, на брелке. Обычный гардеробный номерок, такие выдают в театре или цирке, вот только цифры на нем странные, мужчина еще никогда не видел театральных номерков с таким большим номером, трудно даже представить себе театр, который бы вмешал в себя двенадцать тысяч восемьдесят четыре зрителя, да и вряд ли кто-нибудь будет привязывать аккуратный шелковый шнурок к театральному номерку.

Что это? Мужчина вертит кругляшку в руках.

Может быть жена сдала в ремонт сапоги? Но не слишком ли большой номер для обычной ремонтной мастеской? Сидя на полу, мужчина перебирает все возможные вариатнты. Театр, музей, ремонтные мастерские отпадают. Камера хранения? Но обычно там не выдают никаких номерков, практически все вокзалы в городе оборудованы современными камерами хранения, открываешь дверцу, кладешь туда, все, что тебе надо, закрываешь, набираешь замысловатый шифр. Нет, это не камера хранения, разве что Милена была где-нибудь на катке. А может быть это номер банковской ячейки, и его жена хранит вещи там? – думает мужчина и одергивает сам себя. Господи, какие вещи, жена не способна хранить вещи даже в собственном шкафу, а тут речь идет о серьезном банке, а, впрочем, вряд ли в серьезном банке клиентам выдают столь дешевые и непрезентабельные номерки. Номерок в банке должен быть из чистого золота, думает мужчина. Хотя, если у жены не так уж много денег, а плата за банковскую ячейку довольно высока, не исключено, что Милена могла выбрать самый затрапезный банк в городе, где не собираются разоряться на какие-то там номерки.

Мужчина кладет номерок себе в карман. Сидеть на полу холодно, от окна дует, и мужчина идет на кухню, где уже закипает чайник, но спокойно попить чаю ему не суждено, потому что едва он начинает наливать себе в чашку еще дымящуюся заварку, раздается телефонный звонок. Наверное это Милена, она все-таки вспомнила о нем и решила предупредить его, что задержится в женской консультации или зайдет к подруге или просто от нечего делать собирается съездить в свой любимый Гостинный Двор. Большая стрелка на часах медленно подползает к двенадцати. Мужчина берет трубку, мысленно успокаивая себя и настраивая на мирный лад подносит к уху.

- Здравствуйте, - старческий голос в трубке смутно знаком, но мужчина не в силах вспомнить кому он может принадлежать. Странный скрипучий голос, словно медленно прворачивается ржавое колесо, - Алексей Геннадьевич? Вы не на работе? А Миленочка дома?

- Нет, - сухо говорит мужчина.

- Жаль. Простите, не хочу показаться вам навязчивой, но дело в том, что мне кажется, мы забыли у вас мою сумочку. Такая маленькая, белая, с серебристой застежкой. Она вам не попадалась?

- А! Это вы?! – мужчина садится на табуретку, закидывает ногу за ногу. Теперь он понял. Теперь он все понял. Нет, ему, наверное, уже никогда не избавится от этого скрипучего голоса, и однажды пробравшись к ним в дом, эти старики вечно будут что-нибудь в нем забывать.

- Если вам не трудно, может быть вы посмотрите под тумбочкой? – вежливо просит старушенция, - когда я снимала сапоги я случайно задвинула ее под тумбочку. Мой муж, он вечно чем-то недоволен, считает, что я могла оставить сумочку в кондитерской, но уверена, что оставила ее у вас.

Разумеется, злобно думает мужчина, где же еще? Где еще можно оставить эту чертову сумочку, как не у нас в коридоре и разумеется совершенно случайно. Безо всякого злобного умысла. Разве что для того, чтобы появился прекрасный повод заглянуть на огонек.

- Вы посмотрите?

- Секундочку, - он вежлив, он очень вежлив. В конце концов это старые люди, и, если подумать, они еще не сделали ничего дурного, они даже не пожалели своей мизерной пенсии на шикарную гоночную машинку, которую Милена старательно запрятала в самый дальний угол квартиры, чтобы она не мозолила им глаза, - уже иду, - повторяет мужчина и с трубкой возле уха отправляется в коридор.

- Вы говорите под тумбочкой?

- Скорее всего там. Хотя я вполне могла оставить ее и в комнате, но там бы вы ее наверняка сразу нашли, - вполне здраво поясняет старушка, - простите, я такая забывчивая, иногда я даже забываю номер собственного телефона. Мой муж кладет мне в карман бумажку, чтобы в случае чего я могла вспомнить свой адрес, представляете? Он боится, что однажды я выйду из дома и не найду дороги назад.

- Сейчас, - мужчина шарит рукой под тумбочкой, но там пусто, разве что выволакиваются на свет божий старые кожаные сандалии, которые мужчина не видел с прошлого лета и которые должны бвли быть убраны на антресоли, а не пылиться черт знает где, - ее нет, вы знаете, ее нет, - радостно сообщает мужчина, потому что для него это и в самом деле большая радость, ему совсе не улыбается снова сходить с ума при мысли, что эти ни в чем не повинные старикашки заявятся к ним домой с очередным тортом, будут донимать их разгорами о погоде, а потом постараются опять что-нибудь забыть.

- Может быть ее нашла Миленочка? – шамкает трубка.

- Вряд ли, она бы мне сказала, - говорит мужчина, хотя совсем в этом не уверен, в последнее врмя Милена не балует его откровенностью и вполне могла умолчать о сумочке, правда, совершенно непонятно с какой целью, - сейчас, - он вдруг вспоминает, что чаще всего все потерянные Миленой вещи обнаруживаются на подоконнике. В спальне, за занавеской. Там широкий подоконник, и когда какая-либо вещь не находит своего места, она обязательно заканчивает свой путь именно на этом подоконнике. Словно он и создан для того, чтобы служить складом для потерянных вещей.

- Подождите, я посмотрю в комнате, - нехотя говорит мужчина, - иногда моя жена кладет ненужные вещи на подоконник. Вполне возможно, ваша сумочка там.

Сумочка действительно там. Маленькая, дамская, старомодная, с таким же старомодным, как и она сама, крючком. Рядом с ней кипа журналов, большинство из которых женские, но есть и мужские, обычно Милена покупает их по дешевке в метро.

- Белая? – спрашивает мужчина, все еще не веря, что ему уже не удастся отвертеться от повторного визита, а значит Милена опять закатит истерику, и они снова будут обзывать несчастных стариков кровопийцами и обсуждать не стоит ли им купить на рынке ядреного чеснока.

- Белая, - безжалостно говорит трубка, - хотя, наверное не такая уж белая, я ношу ее столько лет. Вы просмотрите на замок. Обязательно посмотрите на замок. Он очень старый, ручная работа, выполнен в виде змейки, - торопливо добавляет старушенция, - знаете, я купила эту сумочку в комиссионке, но он ни разу не сломался. Обычно такие замки ломаются сразу, но этот…

- В виде змейки? - переспрашивает мужчина.

- В виде змейки, - радостно скрипит в трубке, - вы ее нашли? Слава Богу вы ее нашли. Скажите, если мы придем за ней сегодня вечером, это не будет слишком навязчиво, или удобнее с утра?

- Мы можем встретиться у метро, - говорит мужчина. 

- Ну, зачем же так беспокоится? К тому же сейчас на улице такой ветер. Знаете, я чувствую сегодня вы очень заняты, поэтому мы забежим к вам завтра. Вечером. В семь часов подойдет?

Отговариваться бесполезно. Несколько минут мужчина вяло отнекивается от навязчивых гостей, но уже понимает, что проклятая старушенция не упустит случая навестить их еще раз и будет придумывать самые невероятные отговорки, лишь бы избежать встречи у метро. В конце концов, устав от бессмыленности происходящего он соглашается, что лучше встречаться дома и предлагает самому заехать к старикам в гости, чтобы не утруждать их старые ноги. – так будет лучше, - заявляет он.

- Что ж, это очень мило, - неожиданно соглашается старушнеция, - вы очень симпатичный молодой человек. В наше время редко встретишь такого галантного мужчину. Вы всегда готовы услужить старой даме, не правда ли? Знаете что? Мы устроим маленький праздник. Я притовлю пирог с малиновым вареньем. мы будем ждать во вторник, после шести.

День безнадежно испорчен.

Мужчина кладет трубку, с убитым видом возращается на кухню, и, положив перед собой предательскую трубку, с яростью кромсает булку, чтобы сделать бутерброд. Булка не режется, крошится на мелкие кусочки, и это еще больше раздражает мужчину, который схватив непослушный батон отправляет его вслед за миленинами колготками в мусорку – «надо покупать булку в другом магазине», - раздраженно думает он. Потом приходит очередь хлеба. У него черствая корка, и она околупывется как яичная скорлупа. Зато масло на хлеб мажется лучше некуда. Вот только аппетита у мужчины нет, и он, откусив малентькй кусочек, откладвает бутерброд в сторону и идет окну.

За окном метет снег. На карнизе огромная белая шапка, а внизу под окном белое месиво, в котором утопает все – деревья, люди, дома. Что происходит в парке практически не разглядеть. Только изредка, сквозь снежную бурю проглядывают унылые черные стволы тополей. Никаких мамаш, скамеек, колясок с детьми. В такую погоду все сидят дома, думает мужчина, и вряд ли Милена отправилась гулять с подругой, скорее всего шляется где-нибудь по магазинам или треплется с беременными мамашами в приемной врача.

Очень хочется верить, что это так.

Погода отвратительна. В такую погодк Милена часто жалуется на то, что у нее набухает грудь и жутко болит голова. У мужчины тоже болит голова. А ведь вчера вечером, даже несмортря на прогулку по улице, он вдруг почувствовал себя абсолютно здоровым.

Может быть выпить вина? Неделю назад Милена принесла из магазина две бутылки вина, но они поругались, а бутылки так и остались стоять в холодильнике.

Вино дорогое. Он пытается вспомнить марку. Красное, сладкое. Или полусладкое? Милена потратитила на него кучу денег – иногда она любит выбрасывать деньги на ветер. Ну, или почти на ветер. Тратит деньги на всякую дрянь. Лучше бы поинтересовалась у мужчины. Он бы тоже выбрал красное. Но сухое. Ни грамма сахара. Терпкое на вкус, с солнечным привкусом на языке. Лучше всего брать Францию, но можно сэкономить и предпочесть Франции – Испанию. Испанские вина дешевле. Но почти всегда оправдывают ожидания.

Мысль о вине бодрит. В тот вечер, неделю назад, они тоже хотели поговорить откровенно. Они часто пытаются поговорить откровенно, но у них разные понятия об откровенности, и потому разговры всегда заканчиваются ссорами, и купленное Миленой вино может простоять там целую вечность.

Так почему бы не взбодрится?

Эта мысль приводит мужчину в чувство. Он уже не бесится от злости, не гремит посудой, не ходит из угла в угол, а спокойно сидит на табурете возле любимого окна. «Рано или поздно, но мы все равно поговорим откровенно», - думает мужчина. Ветер утихает, теперь снег за окном падает почти отвестно, и мужчине кажется, что он видит в парке одинокую фигурку в черном пальто, которая по обыкновению кутается в свой ужасный меховой воротник. От нечего делать мужчина рисует на стекле замысловатую змейку. Где-то он уже видел такую, вот только где? Ах, да! Белая сумочка, скрипучий голос, обещание заехать к старикам послезавтра, если, конечно, не будет срочных дел.

 

6.

 

Идея залезть в чужую сумочку и покопаться в ее содержимом приходит совершенно неожиданно. Разумеется, это не очень прилично, но если кто-то забывает сумочку у тебя дома, чтобы потом навязчиво напрашиваться в гости, то хозяева имеют полное право взглянуть на содержимое сумочки хотя бы для того, чтобы понять, кто и зачем так настойчиво влезает в их жизнь.

Вино расслабляет.

«Вот мы и посмотрим, вампиры вы или нет», - шутливо рассуждает мужчина, уже представляя себе, как находит в заветном кармашке сумочки какое-нибудь жуткое колдовское зелье, вставную вампирскую челюсть или откушенное ухо, которое используется вместо брелка. Сумочка по-прежнему лежит на подоконнике. Взяв ее мужчина, перебирается на неприбранную кровать, острожно ковыряется в замке. Серебрянная змейка кажется жутко хрупкой и мужчина прилагает массу усилий, чтобы не сломать замок. Наконец, он щелкает, змеиные челюсти разжимаются. Порядок. Все оказалось просто, даже слишком просто. Достаточно потянуть змеюку за голову, и она с легкостью выпустит из зубов свою маленькую тайну, которой, впрочем нет.

Содержимое сумочки разочаровывает. В ней не спрятаны вапирские челюсти, нет колдовских зелий, нет даже элеметарного вапирского набора – отрезанных на память человеческих пальцев, волос, ушей. В сумочке пусто. Вернее, почти пусто. В одном из кармашков лежит старая косметичка, в другом, поменьше, квитанции на оплату телефона, зубочистки, проездной билет. Третий кармашек застегнут на молнию, и чтобы пробраться внутрь, мужчине приходится повозиться. Дурацкая молния расстрепалась, и ее заедает на каждом шагу. Проходит не менее пяти минут, прежде чем хотя бы часть молнии оказывается расстегнутой и мужчина может просунуть в кармашек руку. Есть! Он нащупывает что-то холодное и влажное, по форме и в самом деле напоминающее человеческое ухо, есть! Они вампиры, самые настоящие вампиры, - мужчину охватывает азарт погони, и он, уже не заботясь о том, что вытаскивая руку может порвать молнию, выдергивает из сумочки таинственный предмет.

Увы, его ждет еще одно разочарование. На поверку, человеческое ухо оказывается обыкновенным женским тампоном, который смочен какой-то непонятной жидкостью и пахнет так отвратительно, что мужчина торопливо засовывает тампон обратно: - тьфу!

Если это и кровопийцы, то они давно вышли на пенсию и убивают людей жуткими женскими тампонами, от которых несет черт знает чем. И зачем он полез в эту дурацкую сумочку? Мужчина морщится, он противен сам себе. Стараясь не трогать руками дверную ручку, мужчина приотрывает плечом дверь, идет в ванную. Ему хочется смыть с себя ужасный запах тампона, скорее всего больничный, потому что только больничные запахи имеют обыкновение распространияься по всей квартире с такой скоростью, что уже через пять минут уже не понимаешь, где больничная палата, а где твой дом. «Черт побери, а если они носят в сумочке какую-нибудь заразу?» - немного испуганно думает мужчина, оттирая руки щеткой, но потом одергивает сам себя. Так можно испугаться чего угодно, например совсем нетрудно представить, что жена ввела шприцем в бутылку с вином изрядную порцию яда, или в соседней квартире, откуда вечно слышатся перебранки живет людоед. Не надо мании преследования, мысленно говорит сам себе мужчина, не надо превращать квартиру в сумасшедший дом.

Сумочка собрана и водружена обратно на подоконник, когда его снова срывает с места телефонный звонок. Некоторе время мужчина теряется в догадках, кто это и стоит ли подходить, потом решив, что самый худший звонок этого дня уже позади все-таки поднимает трубку.

Это Николай. Школьный приятель взволнован, звонит по мобильному, жутко кричит в трубку, что сейчас он застрял посреди улицы, и как только у него появиться возможность он обязательно перезвонит. «Зачем? – кричит в трубку мужчина, - что случилсь?» «Это срочно. Нам нужно поговорить».

Николай действительно где-то застрял. В трубке слышен грохот, истошный вой сирены, гудение грузовика, скрип тормозов. «Я перезвоню, минут через пять, жди, обязательно жди», - Николай повторяет одно и тоже, будто его заклинило, ему хочется, чтобы мужчина проникся всей серьезностью ситуации, вот только какой, сейчас, в этой неразберихе не объяснить. «И потом я не один», - тихо, так, что мужчина слышит не столько слова, сколько сбивчивое дыхание, произносит в самую трубку приятель.

Через пять минут он действительно перезванивает. Некоторое время мужчина оторопело слушает его взволнованный голос, почти не внимкая в смысл слов. Николаю кто-то звонил, он с кем-то разговаривал. Или все наоборот? Он сам звонил какой-то старой знакомой, а у той недавно родился третий ребенок. Полная бессмыслица – мужчина все еще чувствует больничный запах тампона, и у него немного кружится голова. Уши словно заложены ватой. А Николай сбивчиво рассказывает о каком-то чужом ребенке. О музыкальной школе, тройке по математике, которую чья-то дочка схлопотала только потому, что позволила себе прогулять пару уроков. Мужчина не понимает.

- Черт побери, ее дочка ходит в нашу старую школу, - нервно настаивает Николай.

В его голосе есть что-то деревянное. Ему и самому тяжело говорить об этом…

- О чем? – хумро переспарашивает мужчина.

- Ты меня слышал? – нервно кричит приятель. - Мне звонила Иришка. Мы учились в одном классе. Такая маленькая, курносенькая, с косичками. В третьем классе вы сидели за одной партой. Кстати, она была в тебя влюблена. Черт побери, в жизни бы не подумал, что эта крокодилица могла быть в тебя влюблена…

- И ее дочка ходит в нашу старую школу? – глупо переспрашивает мужчина.

Его снова ставят в тупик. Он не любит заглядывать в прошлое. Оно ему безразлично. Говорят, одна дамочка так долго смотрела назад, что прерватилась в соляной столб…

- Да. А ее мамаша замужем. У нее толстый муж, который объелся груш. Она так и сказала. А потом она сказала, что ее дочка пошла учиться в нашу родную восемьдесят девятую, но там отвратительно учат, и она хочет поменять учебное заведение и отдать дочку в какой-нибудь навороченный лицей.

Он сбивчив. И, пожалуй, впервые с начала раговора мужчина начинает слушать внимательней.

Так суетятся, когда случилось что-то очень плохое. Так путалась и суетилась двоюродная сестра Ирмы. В тот чертовски холодный день, когда Ирма уже лежала в больничном морге, а он никак не мог поверить в то, что его Ирма могла так глупо умереть…

Вино ударяет в голову.

- Что-то случилось с Миленой?

Николай снова начинает сбивчиво говорить.

Мужчина остраненно смотрит на дверь. Но дышать становится легче. Милена жива. И вообще Смирнов не видел ее с того самого дня, как Милена заходила к нему на работу, показывала его фотографию с той женщиной, требовала объяснений. В общем, вела себя как настоящая психопатка. Это было неделю назад. А сегодня Николаю позвонила бывшая одноклассница. В их старой школе ЧП. Убита учительница математики. Та самая Тамара, которой они боялись еще двадцать лет назад…

- О боже, - самое время вытереть пот со лба.

- Ты помнишь? Она могла поставить двойку за кляксу в тетеради…

Двойку, тройку – какая разница?

- Убита?

- Да. Вернее умерла, но есть подозрения, - сбивчиво рассказывает приятель, - Иришка говорит, в школе жуткий переполох. Директор сходит с ума, всех детей выгнали из кабинета физики, а потом туда вошел толстый милиционер, это рассказала ее дочка, и стали по очереди вызывать учителей.

- Черт, - говорит мужчина. Он помнит, что ему рассказывали о Милене. Его жена ходила в эту чертову школу. Донимала людей вопросами. Украла фотографию со школьного стенда. И наверняка встречалась с Тамарой, которая могла многое порассказать…

- Ты же не хочешь сказать, что в этом замешана Милена?

- Нет, - приятель недалго замолкает, - но они ищут женщину. Я говорил с Иришкой. Тамара умерла у себя дома. У нее было больное сердце. За десять минут до смерти ей сделали укол. Какой-то очень сильный кардиостимулятор. Слишком большая доза. Очень грамотный укол. А у твоей жены медицинское образование. Она впустила убтийцу в квартру, а потом…

- Если ты не замолчишь, я брошу трубку, - тихо говорит мужчина.

- Твоя Милена - дипломированная медсестра, - тихо говорит Николай.

- Я ничего не желаю слушать.

- Черт побери, Лешка! Твоя Милена не в себе! А Ирина говорит, они ищут женщину, - от волнения Смирнов начинает заикаться. – Ты не понимаешь! Они ищут женщину в желтой куртке. Рост метр шестьдесят, шестьдесят пять, карие глаза, крашеные волосы. Черная вязаная шапочка. Красный шарф.

Мужчина вздрагивает.

- Скажи у Милены есть желтая куртка и красный шарф?

- Нет, - он косится глазами на вешалку, вот они, висят прямо перед ним - сегодня холодно, Милена решила одеться потеплей и выбрала серое драповое пальто с теплой подкладкой, хотя еще недавно кричала, что оно делает ее похожей на старуху, и она не будет его одевать.

- Не ври. Она приходила ко мне в офис, - нервно говорит Николай.

- Это невозможно, - устало говорит мужчина.

- Мне кажется ты должен знать, - теперь слова приятеля падают как камни, - я знаю, это ужасно, но по школе гуляют слухи, что в последнее время убитую преследовала странная женщина. В желтой куртке. Она приходила через день. Вторник, четверг, суббота. Бродила в вестибюле, дожидалась конца уроков. Рассматривала стенды с фотографиями. Долго торчала у расписания уроков и что-то записывала в блокнот. Охранник думал, что это чья-то мамочка, хотя он никогда не видел ее ребенка. Он думал, ребенок болеет, и мамаша ходит по учителям, чтобы взять задание на дом. Иришка это знает, потому дочка охранника работает в ее универмаге, и они долгое время дружили семьями. Теперь эту женщину ищут. Охраннику вкатили строгий выговор и оставили без премии за январь.

Жутко болит голова. Милена? Охранник? Кардиостимулятор?

- Бред, - говорит мужчина, - я больше не желаю ничего слышать…

- Ну, мое дело предупредить….

 

7.

 

Близится вечер, и на улице уже зажгли фонари.

Мужчина сидит за столом. Вторая бутылка открывается туго, пробка крошится, и это плохой признак, потому что у хорошего вина не может быть плохой пробки, как у хорошего человека плохой жены. К чему это? Мужчина придвигает себе бокал, плещет их горлышка, стараясь не пролить вино на стол, но оно все равно проливается, когда дрожат руки, вино всегда проливается, вот только жаль, что на столе постелена новая скатерть, и Милена будет очень расстроена грязным пятном.

Бокал налит. Эта бутылка свовсем неудачная. Вино мутное и немного горькое на вкус. Странно.

Мужчина вертит бутылку в руках, изучает красочную этикетку. Сахара – сорок процентов. Даже сорок семь. Это много. Это слишком много. Даже для Милены. При всей ее любви к сладкому, она бы попробовала полглотка и заявила, что даже самое паршивое вино в мире не может быть настолько сладким и что она не понимает, как это можно настолько не разбираться в винах, чтобы купить эту паршивую бурду. Да, так бы она и сказала. Здесь один сахар. Черт побери, здесь одни сахар, и совсем нету вина! Сорок два процента. Так много, что сахар должен лезть из ушей. Тогда почему вино кажется таким горьким? Мужчина морщится, ототдвигает бокал. Нет, это невозможно пить. Напиток в бокале отвартительно горек, хватает глотка, чтобы со дна желудка поднялась тяжелая муть. Хорошо, что они не пили вино вчера, и неделю назад, теперь думает мужчина, выливая красноватую бурду в раковину и тщательно отмывая бокал, на стенках которого отчетливо видны следы его губ. Надо было покупать вино в другом магазине, там, где обычно берет вино Милена всегда продается подделка. А лучше покупать вино самому…

Хочется выпить. Хочется напиться, а потом встретить Милену в дверях и недрогнувшим голосом поринтересоваться у нее, кто такой этот чертов Афиноген, или еще лучше, какого черта она таскалась в старую школу, или еще лучше, с этакой легкой иронией или укоризной:

- Милая, ты разбираешься в кардиостимуляторах?

И что она ответит? Да, разбираюсь? Ну, разумеется. И что?

Может быть купить еще? А может быть позвонить Милене, попросить ее забежать в магазин и выбрать еще одну бутылку какой-нибудь отвратительной бурды? Господи, нельзя же до такой степени не разбираться в винах! А может быть на сей раз она случайно купит что-нибудь стоящее?

Это мысль. Мужчина набирает номер, потом откладывает трубку, ясно представив себе, как Милена бродит по школьному вестибюлю, а похожая на Бабу Ягу уборщица недовольно шваркает тряпкой и требует дамочку не топтать. Она так и говорит - не топтать. В школе должно быть чисто. Никакой грязной обуви, никакого снега, никакой слякоти, которую некоторые мамочки переносят как вирус гриппа и которая размножается на полу, сколько бы ее не вытирали и какое бы чистящее средство не использовалось. Это очень тяжело быть уборщицей. Это вообще очень тяжело – убирать человеческую грязь…

Ладно, обойдемся обычным чаем, думает мужчина.

 

8.

 

Милена приходит к ужину.

Она сразу замечает отсутствие бутылок, вымытые стаканы, и, поставив пакеты с продуктами на пол, внимательно смотрит на мужа:

- Господи, что случилось? Ты выпил две бутылки вина? Ты пьян? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение, - говорит Милена, - надеюсь, это не из-за меня? Вообще-то я забыла свою косметичку, и в консультации мне сказали, что у меня жуткие круги под глазами. Вот такие, - она разводит руками, как рыболов, который хвастается уловом, и это выглядит забавно…

- Да, круги у тебя что надо. Есть чем гордиться, - говорит мужчина.

- А от тебя пахнет, - Милена наклоняется к нему, ласково целует в щеку, - от тебя действительно пахнет вином, хотя я не понимаю, почему ты выглядишь совершенно трезвым. Только алкоголики, выпив две бутылки вина, могут выглядеть такими трезвыми, а ты…

- Я вылил вино в раковину, - перебивает мужчина, - оно оказалось отвратительным. Таким отвратительным, что, если бы ты не заснула, то мы бы здорово напились, наговорили друг другу кучу гадостей, и проснулись с больной головой.

- Лично я не собиралась говорить никаких гадостей. Для этого я слишком тебя люблю, - заявляет Милена, - это во-первых. А во-вторых, ты мог бы меня разбудить. Ты просто испугался нашего разговора, тебе было удобно, что твоя жена заснула на самом интересном месте, и не надо ни о чем беспокоится. Ты эгоист, милый. Ты кошмарный эгоист, - Милена разгружает пакеты. По дороге из консультации она зашла в магазин, а там была распродажа, и поэтому она позволила себе маленькие излишества. Например, целый батон твердокопченой колбасы. А еще кремовый бисквит с шоколадом, сосиски с сыром, курицу гриль, булочки с маком, две ромовые бабы и четыре банки с шампиньенами, которые она тут же требует открыть.

- Так много? – мужчина пожимает плечами. Он ничего не смыслит в шампиньенах, но ему кажется, что пары банок будет достаточно, впрочем, если жена так хочет…

- Они уварятся, - охотно поясняет Милена, - Знаешь, а я думала, что сегодня у нас будет праздничный ужин. До сих пор не могу поверить, что ты вылил в раковину целую бутылку вина.

- Я чуть не отравился, - говорит мужчина.

- А я чуть не отморозила свои уши. В этом пальто еще холодней чем в куртке. Я два часа мерзла на остановке, а потом не выдержала и взяла такси. Ты меня слушаешь? – повышает голос Милена, - твоя жена говорит, что истратила кучу денег на такси.

- Сколько? - лениво спрашивает мужчина.

Как хорошо ни о чем не думать. И ничего не подозревать.

- Много. Жутко много. Хотя нет, у нас не так много денег, верно? Вообще-то, я хотела сказать, что такист взял с меня целую пятисотенную, а потом еще заявил, что у него не найдется сдачи, но на самом деле, это был не таксист, а частник, и я сэкономила тебе триста рублей…

- О, да, это огромная экономия, - смеется мужчина.

- Знаешь, ты отвартителен, - говорит после ужина Милена, - ты так отвратителен, что мне хочется взять тебя за волосы и таскать по квартире, пока я не вырву все твои локоны к черту. Когда ты станешь лысым, ты уже не будешь смеяться над чужими недостатками, потому что лысые мужчины страдают жутким комплексом неполноценности. Им незачем смеяться над другими, им вполне хватает самих себя…

- И в каком из твоих женских журналов ты вычитала эту чушь?

- В умном, - улыбается Милена. Она готовы говорить о чем угодно, но только не о том, что таится в ее душе, - мне было скучно, и я нашла журнал на столике в регистратуре. Там было много интересного. Между прочим, в одном из американских штатов оправдали беременную женщину, которая убила собственного мужа. Топором. Просто взяла, и проломила ему голову. Она нашла у него под кроватью порнографическую кассету, промотрела ее, пока муж был на работе, а потом сходила в магазин, купила подходящий топорик, и тюкнула его по голове. На кассете трахались лесбиянки. Суд посчитал, что женщина перенесла жуткий эмоциональный стресс. Скажи ты будешь сильно ругаться, если я когда-нибудь попытаюсь проломить тебе голову топором?

- Боюсь, в нашей стране тебя не оправдают.

- А если я найду у тебя под кроватью порнографическую касету?

- Это исключено. Во-превых я бы сразу предложил тебе посмотреть ее вместе. Зачем глазеть на лесбиянок, когда я торчу на работе? И во-вторых, порнографическая кассета с лесбиянками может вызвать стресс у любящего мужа. Но никак не у любящей жены. По-моему, это логично...

- В Америке посчитали иначе, - улыбается Милена, - и вообще, что за дурацкая привычка, жена пытается начать с тобой серьезный разговор, а ты сразу начинаешь заговоривать зубы.

- И это ты называешь серьезным разговором? Облысение мужа, несчастный фермер, которого какая-то истеричка зарубила топором, лесбиянки, порнографические кассеты, по-твоему это серьезно? – мужчина облокачивается на стол, с любопытством разглядывает жену, - могу предложить темы получше. Скажем, как ты находишь политическое положение в Африке? А может быть тебя волнует трагическая гибель рогатого скота в Альпах, или очередной всплеск эпидемии птичьего гриппа на южной границе с Китаем?

- Идиот. Какой же ты идиот, - глаза Милены лучатся странным светом, и мужчина не может понять, что в них - любовь, ненависть, страх? Глаза у Милены с поволокой. Такое ощущение, что на зрачки положили молочную пенку, молоко вскипело, пенка чуть колышится, и ее чертовски хочется сдуть.

Неужели у всех беременных женщин такие странные, немножко коровьи глаза?

- Знаешь, мы очень изменилась за последнее время, - вдруг задумчиво говорит Милена, и ее пальчик рисует на столе аккуратные треугольники, сминая скатерть, на которой красуется жирное пятно, - ты можешь говорить что угодно, но это правда. Мы совсем другие. Совсем не такие, какими мы были раньше. Сегодня я забыла дома косметичку, а вчера даже не заметила, что у меня порвались колготки и я целый день шлялась по городу с дыркой на пятке. Это отвратительно. Нормальная женщина не имеет права ходить с дыркой на пятке. Это все равно, что ходить по городу без трусов.

- Ну, не преувеличивай, - мужчина тянется через стол, поглаживает ее руку, - дырка на пятке еще не самое страшное. В конце концов, твою замечательную пятку прикрывала длинная юбка, так что можешь не переживать, ее никто не заметил. К тому же сегодня днем я выбросил все твои дырявые чулки.

- Вот как? Ты лазал в мои вещи? – спрашивает Милена.

- Они были разбросаны по всей комнате, - говорит мужчинга, - вообще-то мне позвонила старуха и сказала, что они забыли у нас ее сумочку. Я думал, что сумочка валяется у тебя.

- Она лежала на подокноннике, - с легким испугом говорит Милена, - я положила ее на подоконник, а потом забыла тебе сказать. Я все время чего-нибудь забываю. Я помню, что положила ее на подоконник, и еще подумала, надо будет обязательно избавиться от этой сумочки и как можно быстрей. Господи, они снова собираются к нам в гости?

Ну, вот - опять этот неприятный разговор!

- Я сказал, что отвезу к ним сумочку завтра. Честно говоря, меня и самого пробирает дрожь, когда я думаю, что они могут заявится к нам в квартиру, и поэтому я договорился, что привезу им сумочку сам. Так будет лучше. Мне кажется так будет намного лучше, - говорит мужчина.

Только не нужно спрашивать о куртке…

- Да, так будет лучше, - нервно говорит Милена, - так будет намного лучше. Вот видишь, мы сходим с ума. Мы тихо сходим с ума. Оба. Разве это не сумасшествие, когда мы впадаем в панику при одной только мысли, что к нам придут безобидные старички? Это нормально? Скажи, ты считаешь это нормально? Полгода назад я еще и представить себе не могла, что буду бояться какую-то старушенцию, а ты будешь обзывать их вампирами, и мы будем прятаться от них под одеялом, как маленькие дети, которым рассказали сказку про Бабу Ягу.

- Тогда давай их съедим, - неловко шутит мужчина, - в конце концов, мальчик-с-пальчик засунул Бабу Ягу в печку, и она чудесно там сварилась. Так почему бы этого не сделать и нам?

- Перестань, - устало говорит Милена, - я больше не желаю о них слышать. Я не собираюсь никого сажать в печку, я не хочу боятся, мне надоело вздрагивать от каждого телефонного звонка. Прости. Я знаю, что я сделала глупость и сама поперлась к этим вампирам. Но я же не знала…

Мужчина молчит. Ему нечего сказать. Да, она сама, как дура, попрерлась к этим старикам. Это правда. Он смотрит в темное окошко, за которым набирает силу снежная кутерьма, на плиту, где сиротливо горят три газовые горелки, на Милену, которая мелкими шагами, на цыпочках, словно нашкодившая девочка, идет к окну, облокачивается на подоконник, утыкается лбом в холодное стекло. «Да, это сделала ты, - думает мужчина, - и я ужасно боюсь, что ты сделала не только это. Ты вообще делаешь глупости, одни сплошные глупости. Просто невероятно, как можно наделать такое огромное количество глупостей за такое ничтожно короткое время. Ну, зачем, зачем ты поперелась к этим старикам? Зачем ты заходила к Николаю, показывала ему фотографию, устраивала истерики у всех на гнлазах? Зачем ходила в нашу бывшую школу и приставала к бывшей учительнице? Зачем украла старую школьную фотографию, мозолила глаза охраннику, бродила по кабинетам, задавала глупые вопросы. Что ты хотела узнать?» Мужчина смотрит в спину жене. Они, наверное, и в самом деле жутко изменились за последнее время, потому что никто из них не во состоянии задавать прямые вопросы, и никто из них не в состоянии дать столь же прямой ответ.

- Ты меня ненавидишь? – Милена поднимает на него покрасневшие глаза.

- Я тебя люблю, - нежно говорит мужчина, и говорить это чертовски приятно, потрому что это быть единственная фраза, в которой нет ни капельки вранья, - я тебя люблю, - повторяет он, - и знаешь что удивительно? Не знаешь? Мне еще не надоело это говорить...

 

9.

 

После ужина Милена необыкновенно нежна. Он уже давно не видел Милену в таком состоянии, она краснеет как девочка, зачем-то заперлась в ванной и намывается так долго, что за это время можно вымыть весь город – ты еще не утонула? – подходя к ванной интересуется мужчина, - гляди, если намываться с таким усердием, можно протереть в животе дырку, - говорит он.

- Вороны унесут, - смеется Милена.

- Что? – плохо слышит мужчина.

- Моя мама говорила, не надо мыться так долго, вороны унесут, - она выходит из ванной растрепанная, улыбающаяся, в розовой ночной сорочке с симпатичными лямочками, которые, кажется мужчине, едва касаются ее остреньких плечиков, они невесомы, да и сама Милена почти невесома, она порхает по квартире как бабочка, и чудесным образом на столе вдруг появляется бутылка шампанского, яблоки, красная икра.

- Откуда? – удивляется мужичина.

- Сюрприз! - радостно кричит Милена, - я купила шампанское вместе с вином. Но решила дождаться подходящего случая. Я сказала себе, «дорогуша», - Милена важно подбоченивается и супит брови, явно копируя собственную мать, - да, я так и сказала себе, «дорогуша, придет час и твой любимый мужчина перестанет изображать из себя великого умника, придет час, и он, наконец, вспомнит, что у него есть прекрасная импортная бритва и не менее замечательный крем для бритья, в общем, придет миг, и он наконец-то побреется, его отвратительная щетина перестанет тревожить твою нежную кожу, а его губы смогут коснуться твоих, не рискуя набить тебе рот жуткими волосинами, которые ты будешь долго выплевывать в темноте», очень романтично, да? – смеется Милена, вытаскивая из шкафчика штопор, - открой бутылку шампанского, пожалуйста, надеюсь оно не будет таким горьким, как вино.

- С удовольствием, - он берет штопор и приступает к самому мужскому занятия в мире. Разумеется, после того другого, от которого за время беременности жены он едва не отвык. Он берется за штопор, с улыбкой поглядывает на толстый живот Милены, - слушай, а это не вредно? Тебе рожать, а ты собираешься пить шампанское. Это не дело, - заботливо говорит мужчина, любуясь ее растрепанными волосами, полупрозрачной сорочкой, тонкими лямочками на таких белых, таких нежных плечах…   

Ее перепады настроения завораживают. Сейчас Милена счастлива. Она улыбается, ей хочется говорить глупости, ей хочется быть самой прекрасной женщиной в мире. А еще она неплохая артистка:

- Отстань, несчастный. Твоей жене хочется праздника, а ты разглагольствуешь, как зануда, - Милене приятен его взгляд, да, именно так, и должен смотреть мужчина, на нее, только на нее, - сейчас же, сию минуту, убери эту кислую мину, иначе я запишу тебя в стоматологи, и потребую, чтобы ты выдернул все мои ядовитые зубы. Все, все до единого, - смеется жена.

- Ты не замерзнешь? – он косится на форточку. Она закрыта, в кухне жарко, но жена так прозрачна, так легко одета, ее может унести малейшим сквозняком. Наверное, именно поэтому несмотря на всю красоту ее тела мужчине очень хочется укутать Милену в теплый халат.

Шампанское открыто.

- Тебе, правда, не холодно? – спрашивает мужчина.

Милена смеется.

- Погоди, не наливай, - она прикрывает рукой бокал, - я должна накрасится. Если мужчина способен задавать вопросы, значит, женщина еще недостаточно красива. Я хочу, чтобы ты потерял голову. Я очень хочу, чтобы ты потерял голову, - напевает Милена, направляясь в ванную, - дорогой, принеси мне из комнаты косметичку. Я буду сногсшибательна. Ты даже не представляешь насколько я буду сногсшибательна. Скажи, может быть сногсшибательна женщина, у которой такой огромный живот? – доносится уже из ванной, и слышно, как снова булькает в кране горячая вода.

- Может. Сколько угодно, - мужчина приносит косметичку и честно ждет у дверей.

- Сюда, - щелкает защелка, маленькая ручка Милены решительно выхватывает из его ладоней кожаную сумочку с косметикой, - советую тебе выпить шампанского, милый, оно может выдохнутся…

Как мало нужно для счастья.

 

10.

 

- Ты съел всю губную помаду, - говорит Милена, облизывая губы. Они лежат на кровати, обнявшись, мужчина чувствует, как легкие пальчики Милены слегка массируют его живот. Рядом с кроватью поставлен журнальный столик. На столике потрескивает белая свечка. Обычная белая свечка, единственная, которую им удалось найти в захламленной квартире. Свечка уцелела с Нового Года, хотя не было у них никакого нового года, потому что в тот день у Милены жутко болела голова, потом ее вытошнило прямо на диван, а потом они позвонили друзьям и заявили, что никуда не пойдут. Зато у них осталась свечка.

Шампанское выпито. Пустая бутылка стоит здесь же, рядом с кроватью, и теперь мужчина с удовольствием запихивает в нее окурки, сегодня праздник и ему можно курить не только на кухне, но и в комнате. Милена так покладиста, что даже не пытается сопротивляться, не морщит носик, не напоминает о том, как вреден запах дыма для ее будущего малыша. Один раз можно. Один раз можно все, нельзя же целых девять месяцев только и думать о том, что вредно, а что плезно для ребенка, нельзя лишать себя маленьких удовольствий, нельзя прятаться от жизни и от самих себя.

- Знаешь, у меня такое ощущение, что это не он, а я все это время сижу у себя в животе, - тихо говорит Милена, - это ужасно. Наверное, так не должна рассуждать настоящая мать. Иногда я чувствую, что я совсем ненастоящая, что я как кукушка, снесу яичко, а потом возьму да и подсуну его в чужое гнездо. Мне было очень хорошо с тобой сегодня, мне давно не было так хорошо, - говорит жена.

Перед глазами стоит желтая куртка. И это – ужасно.

- У тебя чертовски вкусная помада – невпопал говорит мужчина.

- А у тебя на животе складочка, ты толстеешь, скоро ты будешь совсем толстым, у тебя начнется отдышка, и мне придется вытаскивать коляску из дома самой, - говорит Милена.

- Ты меня слышишь? – спрашивает мужчина.

- Помада? Обыкновенная губная помада. Такую продают на каждом углу. Просто я подобрала удачный цвет. Если хочешь, я могу сбегать в ванную и накрасится еще раз, - говорит Милена, прикладывая голову к его груди. У нее мокрые волосы. Мокрые, хотя еще недавно Милена сущила их феном. Мужчина тоже лоснится от пота, но Милене это нравится, и она с удовольствием размазывает пот по его волосатой груди.

- Клубника, - говорит мужчина и плотоядно облизывает губы.

- Сейчас, - Милена переворачивается на бок, приподнимается на локте. Мужчина закрывает глаза. Он не видит ее лица, но зато чувствует ее дыхание, горячее дыхание, которое пахнет клубникой, - осторожно, не раздави мой живот, осторожнее, да, - ее губы наконец касаются его губ, и на некоторое время в комнате воцаряется тишина. Если только это можно назвать тишиной, потому что она расцвечена всеми цветами радуги, а обыкновенная свечка на столе вдруг превращается в настощий факел, который разбрасывает искры по всей комнате, огонь поднимается все выше…

- Черт, я кажется, задела ее ногой, - вдруг виновато говорит Милена.

- Ничего, у нас нечему гореть, - он обнимает ее обеими руками, крепче прижимает к себе.

- Извини, но я не собираюсь сгореть в собственном доме. Даже от любви, - Милена остраняется от него, осторожно переворачивается на спину, - посмотри, у нас кажется загорелись журналы.

- Журнал, - уточняет он, удивляясь собственному спокойствию - ведь комната действительно быстро наполняется дымом, а огонь разгорается не на шутку, вот пламя лизнуло яркую обложку, вот синей дорожкой пробежало по лицу известного политического деятеля, весело перепрыгнуло на салфетку, которая в мгновение ока свилась в трубочку и задымила так, что у мужчины защипало в глазах.

Через минуту пожар потушен. Это нетрудно. Достаточно вылить на журнальный столик стакан воды. Огонь, как назойливая муха ползает между страниц, но справится с ним легко, хотя немного жаль столика, который, похоже, навсегда утратил свою сверкающую полировку.

- Господи, это же настоящий потоп, - порывается слезть с дивана Милена, - ее надо вытереть, ее надо обязательно вытереть, иначе у нас встанет дыбом паркет…

- Не встанет, - мужчина притягивает ее к себе.

- Ладно, но за эту бесхозяйственность я буду гореть на адовом огне, - хихикает Милена, вовсе не собираясь бежать на кухню, хватать тряпку, вытирать залитый водою пол.

- А мы еще не горели? - улыбается мужчина.

- Одно условие, - говорит Милена прикладывая пальчик к его губам, - потом мы будем говорить правду. Одну только правду. По очереди. Ничего кроме правды. Только маленькое условие…

- Какое? – улыбается мужчина.

- Ты первый.

- Хорошо. Ты – красивая…..

- Не ври…

Тишина. Снова тишина.

Но на этот раз уже никакой свечки, никакого огня, один бесонечно долгий, затянувшийся поцелуй. Так можно и задохнуться, думает смужчина, вынырнув из этого сумасшедшего поцелуя, и с удивлением заметив, что в комнате стало значительно легче дышать. Дым выветрился, хотя совершенно не понятно каким образом, ведь форточка закрыта, и дверь в комнату закрыта, а воздух свежий, как после дождя.

Милена откидывается головой на подушку, сбрасывает одеяло на пол:

- Жарко, - говорит она, - начнем?

- Только правду и ничего кроме правды?

Ему хочется спать, у него слипаются глаза, и он с трудом заставляет себя ворочать языком.

Черт побери, кому нужна эта правда?

Не сейчас…

- А ты как думал? Не спи, я тебе этого никогда не прощу! – заявляет Милена.

- Хорошо. Пускай я буду первый, - сонно бормочет мужчина, - но учти, правда бывает отвратительной и мерзкой. Ты готова? Например сегодня днем я лазал к старухе в сумочку и нашел в ней ужасный вонючий тампон. Терпеть не могу запах больницы. Я чуть с ума не сошел от этого запаха, целый день ходил и мыл руки. С мылом. Я чувствую этот запах до сих пор…

- И это всё? - Милена разочарована.

- Ну, ты же сама сказала, что мы будем говорить друг другу правду по очереди. Я свое гнусное дело сделал, теперь пора раскошеливаться тебе, - зевая, говорит мужчина.

- Ты противный, ты специально так сделал, чтобы не расказывать ничего важного. Ну, какая мне разница, лазал ты к старухе в сумочку или нет? – обиженно поджимает губы Милена, - и потом, нет ничего отвратительного в том, что старая женщина носит с собой в сумочке лекарства. Откуда я знаю, может быть ей нужно протираться специальным веществом? Так нечестно. Эта правда не считается. Ты должен рассказать мне что-нибудь еще.

- Тебе мало того, что твой муж лазает по чужим сумкам?.

- Ладно, черт с тобой, - Милена лежит с закрытыми глазами, ее тело расслаблено, правая рука безвольно свешивается с кровати и почти касается пола. От влажных волос Милены пахнет шампунем, - во-первых, ты подлая тварь, а во-вторых, я не хочу с тобой спорить. Поэтому слушай. Несколько дней назад я вытащила из твоего кошелька пять тысяч рублей.

- Возмутительно, - бомочет мужчина.

- И ты не спросишь, зачем я взяла эти деньги? - головка Милены медленно поворачивается в сторону мужчины, и он видит, что ее глаза уже не закрыты как прежде, а она смотрит на мужа каким-то странным немигающим взглядом, - между прочим, я взяла их, чтобы сходить в ателье и заказать себе новое платье.

В голове проясняется.

- Красное. В белый горошек, верно?

- Ты догадался? Ты видел, что я взяла деньги? Ты понял, что я жутко хочу сшить себе это платье? Противный, ты мог бы сказать это сразу, и я бы не мучилась угрызениями совести целых три дня! Я думала ты меня убьешь, - острые ноготки Милены впиваются мужчине в грудь.

Правда. Кому нужна эта правда?

- Острожнее, - мужчина отрывает ее руки, целует теплую ладошку, - ты царапаешься как кошка. И потом, зачем мне тебя убивать?

Часть третья.

 

1.

 

Утром наступает похмелье.

Они пробуждаются почти одновременно и, встретившись на кухне, сосредоточенно занимаются каждый своим делом. Мужчина заваривает кофе. Милена готовит завтрак. Для мужа - яичницу с кобласой, себе - какую-то особую диетическую кашу, которая, как ей объяснили такие же как и она будущие мамаши, крайне благотоварно влияет не только на организм матери, но и на развитие плода. - Плод, - иронично фыркает Милена, ее сосредоточенного молчания хватает не надолго, - когда врачиха в консультации называет ребенка плодом у меня такое ощущение, что я готовлюсь в садоводы-любители, и мне рассказывают, как правильно вырастить яблоню. Или грушу. Хорошо еще они не говорят, что осенью я должна обязательно обмазать ствол известью, чтобы его не сгрызли прожорливые зайцы, - улыбается она. .У нее странная улыбка. Если не присматриваться, то можно подумать, что Милена довольна и счастлива, однако мужчина замечает, что уголки ее губ подрагивают, а в улыбке жены есть что-то деревянное, и глаза у Милены на мокром месте, да и все тело Милены бьет мелкая дрожь.

- Ну, что ты, что ты, - ласково обнимает жену мужчина, - господи, ты вся дрожишь…

- Это от холода. У нас в квартире ужасно холодно. Ты можешь потрогать батареи. Они чуть теплые. Я же говорила нужно купить хороший обогреватель. А я, дура, открыла форточку, чтобы проветрить кухню, а потом стала прибираться и.., - оправдывается Милена.

- Это нервы. Ты плохо спала. Честно говоря тебе пора перестать думать обо всей этой ерунде…

Он держит ее хрупкие плечи. Ему кажется, достаточно одного неловкого движения, чтобы они рассыпались на тысячи осколков, а приклееная улыбка вдруг вспорхнула с ее губ испуганной бабочкой. Вылетела в форточку. Навсегда потерялась в белой круговерти зимы.

- Хватит. Расслабься. Достаточно. Я жалею о том, что сказал…

- Я не могу, - она чувствует себя виноватой. И от этого расстраивается еще больше, - я знаю, что веду себя как настоящая истеричка. Знаешь, я целую ночь убеждала себя, что я придумываю всякие глупости, и что со мной ничего не случится. А еще я убеждала себя, что у меня есть замечательный муж и что скоро я рожу ему замечательного ребенка. Но мне все равно страшно. Я боюсь, Алешенька. У меня плохое предчувствие. Я очень боюсь эту женщину, понимаешь?

- Писать письма, не преступление…

- Да? То есть она годами пристает к чужому мужу, подсовывает ему непонятных детей, лезет в чужую жизнь и ты говоришь, что это не преступление? – ее губы дрожат. Шкворчит яичница, глухо булькает в кастрюле каша, на кухне изрядно попахивает горелым, - извини, - Милена тоже чувствует этот запах, поспешно выключает плиту, - ну, вот, я опять все испортила, - расстроенно говорит она, заглянув под крышку и обнаружив, что каша безнадежна сгорела, - и ты говоришь, не надо волноваться. Я даже кашу не могу сварить как следует. А мне через месяц рожать…

После завтрака Милена ложится вздремнуть. Она обижена на мужчину, она устала, и, вообще, у нее дурное настроение и будет лучше, если она как следует выспится, в противном случае она будет бродить по квартире с отсутствующим взглядам, придираться к пустякам, и рано или поздно они поссорятся на пустом месте, после чего оба будут чувствовать себя виноватыми. «Еще немного, и ты начешь считать меня отъявленной стервой», - грустно, почти как свершившийся факт, констатирует Милена. У нее темные круги под глазами, усталый, отсутствующий взгляд. «Тебя разбудить?» «Около одинадцати. Может быть я пойду погуляю с Надюшей». «Как скажешь», - мужчина выходит из комнаты, тихонько прикрывает за собой дверь.

Он тоже устал.

Еще утро, а у мужчины уже нету сил, и дело вовсе не в болезни и не в дурацких разговорах с женой, а в странной незаполненности сознания, будто кто-то забрался ему в голову и ковырялся в мозгах жесткой щеткой, отчего не только в голове, но и во всем теле образовалась странная, зияющая пустота. В последнее время он все чаще ощущает зияющую пустоту. Наверное, Милена права, и мужчина действительно отвратительный тип, которому наплевать на любимую женщину, на ребенка, и даже на дурацкую историю с письмами, которая так беспокоит Милену, и которую он до сих пор не воспринимает всерьез.

В коридоре темно. Под вешалкой тихо посапывает на коврике как-то внезапно постаревшая Альма, над ней ярким пятном маячит желтая куртка, та самая, которую, по словам Андрея запомнил охранник, чертов охранник, который вместо того, чтобы спать у себя в дежурке имел наглость подглядывать, а затем и поругаться с его женой. Господи, неужели Милену действительно могут заподозрить в убийстве?

Мужчина останавливается возле вешалки, разглядывает желтую куртку жены.

По своему обыкновению жена повесила куртку поверх его старой дубленки, из рукава куртки торчит черная шапочка и рукавички, которые Милена вечно теряет в метро. Оранжевый шкаф брошен на стул. Мужчина недовольно хмурится, перевешивает куртку на свободную вешалку, и ему вдруг явственно представляется вестибюль старой школы, стенды с расписанием уроков, потерянно бродящая по вестибюлю жена. Да, наверное, так и было. Милена пришла посередине урока, долго маялась в ожидании перемены, наверняка подходила к охраннику, чтобы спросить, в каком классе ведет математику старая жаба, поднимается по лестнице на второй этаж, идет по длинному коридору разглядывая номера кабинетов, стучится в нужную дверь…

Мужчина поглаживает небритый подобородок. Должно быть, они забавно смотрелись. Ревнующая к старым школьным подружкам Милена. И постаревшая училка, которая вот уже двадцать лет хранит старые школьные фотографии, и почти наверняка наговорила о нем черте что.

Черт побери, кто же ее убил? Зачем? Что у нее можно было украсть? Старые домашние тапочки? Школьные альбомы с фотографиями? А может быть кто-то отомстил за испорченноый двойками аттестат? Чушь, думает мужчина. За это не убивают. Но тогда за что?  Может быть Смирнов что-то перепутал? Может быть не было никакого убийства, и у старой женщины попросту отказало сердце? И потом, зачем они разыскивают женщину в желтой куртке? Только потому, что она показалась подозрительной охраннику?

Или было что-то еще?

Его возвращает к действительности Альма.

Собака проснулась и требовательно тянет за рукав. Пора на прогулку, старая псина демонстрирует свое нетерпение, виляет хвостом, лезет под ноги, старательно обнюхивает ботинки, которые, по ее мнению, мужчине следует срочно одеть. Гуляя с Альмой мужчина не перестает думать о том, что случилось со старой учительницей, которой он не видел с того самого дня, когда, сдав последний экзамен, получил аттестат. По двору гуляет поземка. Альма решительно направляется к гаражам, обнюхивает каждую щель, распугивает кошек, которые целой стайкой вертятся возле соседней парадной, где на крыльце поставлена миска с рыбьей требухой. Гулять с Альмой одно мучение. Несмотря на солидный возраст она интересуется всем на свете, сует свой длинный нос в каждую щелку, и радостно облаивает каждого, кто осмеливается приблизиться к ней на расстояние нескольких шагов. «У вас жутко невоспитанная собака, - замечает проходящая мимо дамочка в черном пальто, - а вы отпускаете ее гулять без поводка». Мужчина пожимает плечами. «Зато некоторым людям не помешает гулять в наморднике», - думает он, провожая глазами незнакомую блюстительницу порядка, думая о том, что наверное все женщины в мире одинаковы и нет ничего удивительного в том, что они настырно лезут в его жизнь.

Дома снова наваливается пустота.

 

2.

 

Вечером он, как и договаривался, отправляется к старикам.

Провожая мужчину, Милена не скрывает своего беспокойства. Ей не по себе, к тому же она чувствует себя немного виноватой, ведь никто не заставлял ее ездить по этому чертову адресу и заводить столь неприятное знакомство с вампирами, которые теперь будут вечно донимать их телефонными звонками, забытыми сумочками и прочей ерундой. «Они такие липкие», - состроив кислую мину, говорит жена. Мужчину тоже немного коробит от мысли, что ему предстоит тащиться на другой конец города и общаться с людьми, один вид которых вызывает у него отвращение. Однако он настроен решительно. В конце концов, лучше съездить на край города, чем целую ночь проветривать собственную квартиру от их отвратительного запаха.и пугаться каждого телефонного звонка.

- Думаешь, они от нас отстанут? – нервно говорит Милена.

- Посидим на дорожку? – он тоже немного нервничает. В этой поездке есть что-то пугающее. Как назло вспоминается тот злополучный день, когда погибла Ирма. У нее тоже были предчувствия и ей тоже снились плохие сны. А потом она звонила ему из машины, и он нес какую-то ахинею про викингов, не подозревая, что через каких-нибудь пару часов любимая женщина будет лежать в больнице с разорванной почкой, сбитая каким-то мерзавцем, которого так и не удалось отыскать.

- Может быть ты останешься дома?

- Нет, - он устало качает головой. Ему кажется, что он едет туда вовсе не из-за сумочки. Он едет туда из-за Ирмы. Из-за того, что нельзя вечно жить в страхе. Из-за того, что это может быть единственный способ приоткрыть завесу той тайны, которой вдруг оказалась опутана вся его жизнь.

- Глупый, - целует его колючую шею Милна, - ты даже не преставляешгь, куда ты едешь. Там ужасно. Сыро и гадко. Почти как в подвале. Алеша, у них из окна видно кладбище. Старое кладбище и куча крестов. А еще у них на кухне стоит огромная бадья с капустой,. Ума не приложу, зачем им столько капусты. Они тебе все равно ничего не скажут, понимаешь? Они будут жутко навзячивыми, будут все время улыбаться, они обязательно предложат тебе чаю, замучают тебя старыми фотографиями, а еще они будут отвратительно пахнуть и задавать тебе кучу вопросв. Если ты думаешь, что ты сможешь от них отвязаться…

- Ну, с этим я как-нибудь справлюсь, - перебивает жену мужчина.

- Прости. Я, наверное, слишком много болтаю, да? - Она провожает его в поездку так, словно мужчина идет на войну. Милена нервничает, суетится, прячет заплаканные глаза. Уже на пороге вдруг бросается к нему на шею, жадно целует в губы: - я буду тебя ждать. Сколько потребуется. Хоть до утра…

Из дома он выходит с тяжелым сердцем.

Ехать далеко.

Старики живут у черта на куличиках, и мужчина долго трясется в забитой людьми подземке, толкается в очереди у экскалатера, потом прыгает на ухабах вместе с пассажирами заляпанной грязью маршруки, которая долго петляет среди новеньких многоэтажек, часть из которых еще не заселена, отчего некоторые кварталы погружены в непроглядную тьму.

В маршрутке жарко, работает печка, по лицу водителя градом струится пот.

Так уж вышло, что все места в салоне были заняты, и мужчине досталось место впереди, рядом с водителем, который даже не думает открыть форточку и, обливаясь потом, охотно комментрирует происходящее на дороге. «Тут уже два месяца копают, не пройти не проехать. А чего копают, сам черт не разберет. Дорога вроде хорошая была, - гундосит себе под нос хозяин маршрутки. Косится на мужчину: «Не бойся, тебе еще ехать и ехать. Я подскажу».

Минут через десять многоэтажки сменяются двухэтажными домиками, маленькими, приземистыми, с небольшими палисадниками под окнами, такие строили после войны и мужчина помнит, что когда-то и сам жил в таком домике, и ему нравилось, что в квартире есть лестница, которая вела на самый что ни на есть настоящий чердак. В дождливую погоду маленький мужчина всегда прятался на чердаке. Устроившись на старом матрасе, он подолгу смотрел в окошко, откуда виднелась небольшая церквушка и магазинчик, где всегда продавали свежую булку и пасхальные куличи. Шел дождь, прохудившаяся крыша жалобно постанывала под барабанным боем, который устраивало хмурое питерское небо, а возле окна стояла наполненная водой кастрюля, откуда можно было черпать чистую дождевую воду, наливать ее в небольшой глинянный кувшинчик, разбалтывать в кувшинчике засахаренное варенье и…

Машина сворачивает на узкую улочку, зажатую среди высоченных сугробов, все тех же желтых домиков и прохудившихся крыш.

Здесь? Неужели эти старики живут в таком же домике, с такой же скрипучей лестницей, с такой же вечно протекающей крышей и таким же вечно залитым после дождя чердаком? Эта мысль успокаивает мужчину, и он с надеждой посматривает на водителя, который обещал показать ему, как пройти на нужную улицу, тем более, что, как выяснилось, разговорчивый водитель хорошо знает заброшенное кладбище, про которое говорила Милена и которое почему-то пришлось ей не по душе.

«Еще далеко», - замечает его взгляд водитель.

Крутя баранку и парясь в теплой кожаной куртке, он производит впечатление человека прямого и честного, наверное как все водители в мире, и наверное как все водители в мире в душе он немного философ и даже поэт. «Она красивая?» «Кто?» «Твоя подруга». «Красивая», - мужчина задумчиво смотрит на мелькающие за окнами фонари. Подруга. Ему нравится это слово, оно грубовато, но ему гораздо приятнее мысленно называть Милену подругой, чем женой..

На улице холодно. Гораздо холодней, чем в центре.

Выбравшись из маршрутки, мужчина торопливо натягивает перчатки, чувствуя, как быстро немеют пальцы и опасаясь, что еще немного, и он будет не в состоянии зажечь зажигалку, которую уже нащупал в кармане, но не вытаскивает, потому что не решил, а хочется ли ему курить. Пустынная улочка завалена снегом. Вдоль проезжей части в свежем снегу тянется узакая тропка, вдалеке виднеется вывеска единственного на всю улицу магазина. Сейчас здесь продают запчасти, но раньше торговали хозяйственным мылом и стиральным порошком. Возможно, именно сюда, в эту блеклую невыразительную стекляшку, когда-то спешила Ирма. Во всяком случае так решили на следствии, хотя самому мужчине кажется маловероятным, что его разборчивая Ирма могла обратить внимание на столь непрезентабельный магазин. Она покупала все необходимое в дорогих бутиках и не экономила на мелочах. «Бессмыслица, полная бессмыслица», - мужчина закуривает, и дым сигареты отвесно поднимается вверх.

Ветер стих, на город ложиться туманная дымка. Мужчина делает пару затяжек, выбрасывает сигарету в снег. Ему зябко, на душе закипает бессмысленная злость. Надо быть полным идиотом, чтобы даже не попытаться узнать, куда на самом деле спешила Ирма и почему она переходила эту чертову улицу на красный свет.

Дурацкий, никому не нужный здесь светофор торчит прямо напротив стекляшки.

Сразу за светофором, словно муха в янтаре застыл в сугробе обшарапанный запорожец.

Мужчина не понимает, зачем он пошел в сторону магазина, ведь, чтобы найти дом, где живут старики, нужно свернуть на соседнюю улочку, миновать старый кинотеатр, за кинотеатром свернуть во дворы, но его неудержимо тянет туда, где погибла Ирма, возможно потому, что теперь, когда он сам взялся за это дело, ее смерть представляется мужчине вовсе не такой уж случайной, и ему хочется понять, как вообще можно было не заметить на этой пустынной улице машину.

Возможно Милена права. И теперь ему тоже будут сниться плохие сны.

Несчастный случай? Черт с два!

Теперь мужчина чувствует себя виноватым. После удара Ирму отбросило на поребрик. Он видел фотографии. Ирма упала лицом вниз прямо на поребрик, и одному только Богу изветно, каким образом у нее не нашли ни единой царапины. Только разовранная почка, переломнааые ноги и странная улыбка на лице. Она умерла не приходя в сознание уже в больнице. Говорят, она пыталась что-то сказать, но когда мужчина ворвался в палату она уже не дышала, и ее глаза безжизненно смотрели в потолок. Тогда она ему показалась ужасно некрасивой, какой-то маленькой и сморщенной, и он долго не мог прийти в себя, упрекая себя в бесчувственности и не понимая, как он может с такой легкостью отпустить от себя человека, с которым связала его жизнь. Больше такого не повторится. Он останавливается у светофора, и поддавшись какому-то странному порыву, дважды переходит улицу туда и обратно. Там, где переходила дорогу Ирма. Туда и обратно. Он поглядывает на часы. Десять секунд. На то, чтобы перейти улицу ему потребовалось десять секунд. Интересно, куда смотрела переходя улицу Ирма.

Куда? Или на кого?

 

 

_____ (Продолжение следует)